Екатерина Мурашова - Живущие рядом (сборник)

— Да причем тут рубль! — ответил монтер, немного подумал и улыбнулся.

Деревья уже начали желтеть, а по утрам на перилах крыльца появлялся иней. На нем можно было рисовать пальцем, только палец быстро замерзал.

Дашка стала какой-то дикой, неохотно подлетала на зов, а на плечо садилась теперь только ко мне. И ночевала не на веранде, как раньше, а на большой елке в саду.

Как-то раз утром я взглянула на елку и подумала, что еще не проснулась: на елке сидели две совершенно одинаковых Дашки.

— Даша! — позвала я.

Одна из сорок спустилась по елке вниз и приветственно закхекала. Я поняла, что это и есть моя Дашка.

— А это кто? — спросила я, показывая пальцем на вторую сороку.

— Кошмар-р! Ир-риска! — грустно сказала Дашка, а вторая сорока наверху сердито застрекотала. Наверное, запрещала Дашке говорить по-человечески.

Потом другая сорока взлетела и сделала круг над участком. Я заметила, что она все же крупнее Дашки. Дашка еще раз кашлянула и расправила крылья. Я подумала, что рассвело уже давно, и, значит, Дашка специально ждала, пока я встану, чтобы со мной попрощаться.

Вторая сорока уже почти скрылась за лесом, а Дашка все еще кружила над участком и прощально стрекотала. Потом вдруг сложила крылья, упала почти к самой земле, снова взмыла вверх и быстро-быстро полетела прочь.

— Ну что, — сказал мне Ванька на следующий день. — Смылась ваша Дашка? А я что говорил? Для чего ты ее спасала? Сколько ее ни корми…

— Ты, Ванька, конечно, глупый, — сказала я. — И поэтому ничего не понимаешь. Но я тебе объясню. Я спасала ее просто так, чтобы она жила. И она жила с нами, пока могла. Но люди, конечно, не сороки. Когда-то она родилась в лесу. А теперь ушла обратно в лес. И что же тут непонятного?

Все знают, что медведей в Ленинградской области мало. Многие думают, что их нет совсем. Однако они все-таки есть. По крайней мере были лет двадцать — двадцать пять назад.

Однажды мы с Лехой Оскольским и Витьком шли по весеннее-раскисшей дороге в Лужском районе. Теперь вся эта местность застроена садоводствами, а тогда там стояли красивые смешанные леса с не очень густым подлеском. Леха, как всегда, пытался обратить наше внимание на какие-то чахлые образцы флоры, попадающиеся на обочине, и довольно бодрые образцы фауны, плавающие по поверхности и в глубине луж. Целью нашей экспедиции была старая, давно не действующая узкоколейка. Зачем мы хотели ее найти — за давностью лет не могу припомнить.

Весело, как во всемирно известной детской песенке, покачивался солнечный круг на голубом небе. На раскисшей глине и рыжем мокром песке четко отпечатывались следы. Мне всегда нравилось их читать, еще с детства, в котором существенной частью были Фенимор Купер и его Чингачгук с Соколиным Глазом.

Вот прошел кто-то в огромных сапогах. Бежала собака. Иногда собачьи следы перекрывают человечьи, иногда — наоборот. Значит, человек и собака шли вместе, рядом. Очень возможно, что человек — охотник. Вот дорогу пересекает аккуратная, уже слегка размытая по краям следа стежка — это лисичка. Проследовала куда-то по своим делам, должно быть, ночью или утром. Будем надеяться, что с охотником она не встретится. Вот мышки-полевки — мелкие лапки с четко различимыми коготками, вот какая-то птица долго топталась на краю лужи — пила воду или пыталась поймать кого-то из водяной мелочи? Вот это, точно, сойка — бирюзовое, с крапинками перышко — красивое и изящное, как женское ювелирное украшение. Так… А это, позвольте, что?

— Леха, Витек — смотрите! — позвала я.

Парни тут же приблизились, наклонились, неравномерно близорукий Витек взглянул сильным глазом в сильное очко.

— О-о! — восторженно взвыл он. — Это же медведь!

— Действительно, очень похоже, — авторитетно подтвердил Леха.

Я опустилась на одно колено рядом с парнями, смотрела еще. Значит — медведь. Несомненно, задняя лапа. Толстая, глубоко вдавленная пятка, длиннющие когти. Поперечник следа сантиметров двадцать пять, то есть зверь вполне матерый. След совершенно свежий, не расплывшийся, под весенним солнцем еще не подсохли и не обсыпались края. Я только покачала головой…

С медведями мне доводилось встречаться в Зоопарке, но я сама с ними никогда не работала. Зоопарковские бурые Мишка и Машка были зверями огромными, умными, и чрезвычайно опасными. Мишка не дурак выпить бутылочку пива, Машка виртуозно клянчила сладости у посетителей…

— След совсем свежий! — радостно воскликнул Витек, видимо пришедший к тем же выводам, что и я. — Только что прошел!

— Смотрите, вот еще! Передняя лапа… опять задняя… смазано… — Леха прошел вперед и теперь склонялся и распрямлялся над дорогой. Вместе со своим станковым рюкзаком он был похож на оживший мультяшечный подъемный кран.

— Значит он по дороге шел! Прямо перед нами! Пошли скорей, может, догоним! — возбудился Витек.

— Не исключено, — подтвердил Леха. — Есть такая возможность.

И оба искателя приключений поддернули лямки рюкзаков и размашисто, во всю прыть поспешили вперед по дороге — 185 сантиметров Витек и за два метра Леха. Длина ног и шагов соответственная. Я, разумеется, сразу осталась позади.

— Мальчики! — осторожно окликнула я. — А зачем он вам нужен-то?

— Кто? — недоумевающе оглянулся Витек.

— Ну… медведь…

Витек посмотрел так, словно я сморозила жуткую глупость.

— В лесах Ленинградской области медведи — редкость. Они занесены в Красную книгу, — не оборачиваясь и все ускоряя шаг, сообщил Леха. Я поняла это так, что студенты в Ленинградской области встречаются гораздо чаще медведей и потому особой ценности не представляют. Студентом больше, студентом меньше…

Неслись рысью, то и дело оскальзываясь в колеи. Я промочила ноги. Витек уронил в лужу очки. Леха сиял глазами:

— Вот, вот только что… Может, за тем поворотом…

Я безнадежно отставала. В голове, как застрявшая пластинка, крутились два анекдота по теме.

Номер первый:

— Федь, а Федь, я медведя поймал!

— Так тащи его сюда!

— Так он меня не пускает!

Номер второй:

Медвежата в лесу пристают к медведю-отцу: Папа, покажи театр! Папа, покажи театр!

Медведь сначала отнекивается, сколько, мол, можно, потом соглашается, заходит в пещеру, выносит оттуда два черепа. Один череп в егерской фуражке, другой в тирольской охотничьей шляпе с пером. Медведь садится, надевает черепа на лапы и показывает медвежатам представление:

— А что, Степаныч, есть ли в этом лесу медведи?