Герман Мелвилл - Моби Дик

— Предостережение? Дай мне словарь — я не знаю такого слова! Когда богам приспичит говорить со мной, пусть говорят честно и прямо, а не намеками и приметами. Подите прочь. Эй, наверху! Вы видите его?

День угасал, и хотя тьма сгущалась, дозорные по-прежнему оставались на мачтах.

— Ничего не видно, сэр! Слишком темно! — раздался голос сверху.

— Каким курсом он шел в последний раз?

— Как и раньше, сэр, прямо по ветру!.

— Хорошо! Ночью он пойдет медленнее. Убрать бом-брамсели и брамсели, мистер Старбек. Мы не должны его обогнать. Может статься, он захочет отдохнуть. На руле! Держать судно в ветре! На мачтах! Спускайтесь вниз!.. Мистер Стабб, пошлите на фок-мачту свежего человека. — Он шагнул к золотой монете, прибитой к мачте. — Люди! Это золото мое, ибо я заслужил его. Но я оставлю его здесь до тех пор, пока Моби Дик не будет убит. Тогда монету получит тот, кто первым заметит Белого Кита в день его смерти. А если и в тот день первым замечу его я, то десятикратная стоимость золотого дублона будет разделена между всеми вами. Все! Расходитесь.

Он повернулся и пошел к трапу, ведущему вниз, в каюту, но спускаться не стал, а остановился у борта и простоял так до самого утра, лишь изредка поднимая голову и вслушиваясь в ночь.

Лишь только забрезжил рассвет, как трое матросов сменили одинокого дозорного на фок-мачте «Пекода».

— Ну что видите? — крикнул Ахав, когда немного посветлело.

— Нет, сэр! Ничего не видать.

— Всех наверх! Ставить все паруса! Он идет быстрее, чем я ожидал. Брамсели! Эх, не надо было спускать их на ночь. Но ничего, теперь мы его догоним.

Надо сказать, что во время промысла в южных морях китобои довольно часто предпринимают такую вот настойчивую погоню за одним определенным китом, и погоня эта длится иной раз несколько суток подряд, не прекращаясь и по ночам. Ибо таково удивительное искусство прирожденных мореходов Нантакета, что порой им достаточно лишь издали поглядеть на кита, чтобы довольно точно предсказать не только направление, в котором он будет спасаться от преследователей, но даже и приблизительную скорость его бегства. Как лоцман, удаляясь от берега, держит в памяти всю линию побережья, чтобы в любое время иметь возможность точно сориентироваться в открытом море и пристать в назначенной гавани, так и опытный китобой безошибочно представляет себе в открытом океане путь невидимого кита. Он буквально читает написанное на воде с той же уверенностью, с какой лоцман читает написанное на карте. И как на земле мы с часами в руках высчитываем движение могучего «кита» на железных рельсах и уверенно заявляем, что он прибудет на такую-то железнодорожную станцию точно в такое-то время, и ни минутой позже, — так и гениальные нантакетские китобои, поглядев на небо, на флюгер, на часы, с такой же уверенностью говорят: «К восьми часам утра этот кашалот пройдет столько-то миль и мы встретимся с ним на таком-то градусе широты и долготы».

«Пекод» мчался по ветру, вспарывая волны, точно пушечное ядро, которое, миновав цель, вспахивает мирное поле.

— Клянусь пенькой и солью! — вскричал Стабб. — Наша палуба так гудит, что у меня сердце готово вылететь через

глотку и будто гарпун помчаться за Белым Китом! Ха, ха, ха! Мы с «Пекодом» бравые ребята! А ну-ка, мальчики, спускайте меня за борт — клянусь всеми заклепками, что я поплыву не хуже вельбота! Ха, ха, ха! Два загребных весла и пара кормовых — ну, чем не шлюпка?

С мачты разнесся голос:

— Фонтан! Фонтан! Прямо по носу!

— Вот, вот! — вопил Стабб. — Я так и знал, что ему не уйти от нас! Напрасно плюешься, братец, ничего тебе не поможет, ведь за тобой гонится сам дьявол! Дуй в свою дудку, надрывай селезенку, все равно Ахав выпустит в море твою кровь, как хозяйка сливает в яму ведро помоев!

Устами Стабба говорил весь экипаж «Пекода», ибо все матросы были охвачены охотничьим азартом, и страсти их кипели и пенились, как забродившее старое вино. Если до этого и оставались у кого-нибудь дурные предчувствия и за-таенные страхи, то теперь эта нечисть разбежалась врассыпную, как зайцы, заслышавшие топот бизона. Все сердца бились в едином ритме, воспламененные первой схваткой и неистовой погоней.

Как самые разные материалы — дуб и клен, сосна и пенька, железо, медь, деготь — соединились, чтобы составить корабль, так и самые разные люди — трусы и храбрецы, святые и безумцы, преступники, романтики и скупердяи — сплавились воедино, чтобы, объединенные могучей волей обреченного Ахава, безудержно стремиться к недостижимой цели.

Снасти ожили. Точно плоды и листья высоких пальм, свисали с мачт руки и ноги, торчали головы и шапки. Вот в воздухе висит матрос — он уцепился за стеньгу одной рукой и в страшном волнении размахивает ногами; а вон другой — прикрыв глаза от слепящего солнца, сидит на самом конце раскачивающейся реи. Ах, как им хочется поскорей увидеть своего убийцу!

— Что же все молчат? — спросил Ахав, когда, после первого крика дозорных, минута протекла в молчании. — Поднимите меня. Вы верно ошиблись: если вы видели один фонтан, то где же последующие?

Так и было. Обманутые собственным нетерпением, дозорные ошиблись и приняли за фонтан какой-то случайный всплеск. Но едва только Ахав поднялся на свой пост, едва успели закрепить его корзину, как новый восторженный вопль тридцати луженых глоток грянул со снастей, и опять первым был вопль Ахава. Ибо гораздо ближе вымышленного фонтана, меньше чем в миле от корабля, он увидел самого Моби Дика. Не тихим и безмятежным фонтаном объявил теперь Моби Дик о своем присутствии — всей тушей выскочил он из воды. Бывает, что кашалот, с огромной скоростью всплывая из глубин, вот так выскакивает высоко в воздух, взбивая гору ослепительной пены, которая точно львиная грива свисает с его головы и туловища.

— Выпрыгивает, выпрыгивает! — кричали люди, когда Белый Кит снова и снова взлетал к небесам, сияя белоснежной тушей на фоне голубого неба.

— В последний раз ты прыгаешь к солнцу, белый дьявол! — кричал Ахав. — Настал твой час, близка твоя смерть! Вниз! Все вниз! Пусть только один останется на фок-мачте! Вельботы! Вельботы к спуску!

Матросы, будто позабыв о существовании веревочных лестниц, посыпались на палубу.

— Спускайте! — скомандовал Ахав, как только очутился в запасной шлюпке, которая была оснащена для него еще с вечера. — Спускайте!.. Мистер Старбек, судно в твоем распоряжении. Держись в стороне от вельботов, но все же не слишком далеко.

На этот раз, словно для того, чтобы нагнать на китобоев побольше страха, Моби Дик не стал ждать нападения, а напал первым. Развернувшись, он устремился навстречу трем вельботам. Ахав вел средний вельбот и, увидев мчащегося на него кита, принял решение встретить его лоб в лоб. Такой маневр применяется нередко, ибо на определенном расстоянии кит своими широко расставленными глазами ничего перед собой не видит. Но пока еще это расстояние достигнуто не было и кит отлично видел все три лодки. Почти мгновенно развив бешеную скорость, он кинулся на них, разинув пасть и нанося хвостом смертельные удары направо и налево. Гарпуны летели в него со всех сторон, но он не обращал на них внимания, как будто поглощенный одной-един- ственной целью — разнести вельботы в щепки и разбросать обломки по волнам. Однако искусным рулевым удавалось избежать столкновения: лодки безостановочно кружились и маневрировали, точно обученные кони на поле боя, и хотя то и дело оказывались на волосок от гибели, но снова и снова ускользали от противника. И все это время над океаном не смолкал неистовый, нечеловеческий боевой клич Ахава.