Джеральд Даррелл - Натуралист на мушке

Чуть дальше, в открытом море, мы наблюдали за их невероятной техникой рыбной ловли в действии. Олуши парят примерно в сотне футов над волнами, пристально всматриваясь в глубину своими бесцветными глазами. Неожиданно они разворачиваются на лету и камнем надают вниз, сложив за спиной огромные крылья, что делает их похожими на живой наконечник стрелы. Они входят в воду на огромной скорости и, подняв в воздух фонтан брызг, исчезают под поверхностью волн, чтобы через несколько мгновений вынырнуть с зажатой в клюве рыбой. Когда тридцать или сорок олуш, напав на косяк рыбы, начинают почти одновременно пикировать за добычей, это такое необычайное зрелище, что от него просто захватывает дух.

Мы напряженно работали весь день, снимая гигантский птичий базар, прервавшись лишь для того, чтобы перекусить на природе. Небо оставалось безоблачным, и под яркими лучами солнца, отражающимися от воды, все сильно обгорели. Лицо Ли так покраснело, что я даже сказал, что она выглядит, как тупик в парике, но почему-то это сравнение ничуть ее не позабавило. К вечеру нам удалось заснять на пленку морских птиц, занимающихся всеми возможными видами деятельности, и это была огромная привилегия — провести день в близком соседстве с таким количеством разнообразных птиц, которые, привыкнув к нашему присутствию, перестали обращать на нас всякое внимание и продолжали заниматься своими важными повседневными делами: воспитывать потомство, заниматься любовью с партнером, ссориться с соседями — и все это выглядело очень по-человечески.

Когда свет начал тускнеть и небо из голубого превратилось в бледно-лиловое, мы упаковали нашу аппаратуру и с сожалением покинули птичье царство. Я обойду молчанием свой подъем на утес; достаточно будет сказать, что он дался мне еще тяжелее, чем спуск, и, добравшись до вершины, я тут же рухнул на траву, как можно дальше от края обрыва, и неподвижно лежал на спине, уставившись в бледное вечернее небо, в то время как Джонатан, проявив редкую христианскую добродетель, раскопал в своей сумке бутылку «Гленморанжа» и усердно меня им отпаивал. Затем мы шли обратно по бархатистому дерну, через заросли вереска, фиолетово-коричневые в сумеречном свете, через пушицу, мерцающую вокруг, и под равномерный свист крыльев огромных поморников, пикирующих на нас в темноте.

Казалось невероятным, что за один день нам удалось отснять весь основной материал, необходимый для выпуска серии о морских птицах. Нам осталось лишь сделать несколько общих планов, и мы отложили их на следующий день. Наша съемка на величественных утехах Германеса была закончена, и мы вернулись на остров Джерси.

Здесь мы планировали снимать жизнь на скалистых морских побережьях. При скромном размере девять на пять миль остров имеет сильно изрезанную береговую линию, и в результате протяженность полосы скалистого побережья была просто огромной для такой маленькой площади. Другое положительное обстоятельство заключалось в том, что море вокруг острова относительно чистое, а огромный тридцатичетырехфутовый прилив при отступлении оставлял после себя акры и акры замечательных каменистых заводей, кишащих морскими созданиями всех мыслимых форм.

Море — удивительный мир. Это все равно, как если бы мы имели но соседству с собой другую планету, настолько необычны и причудливы на сселяющие его живые существа, настолько они красочны и разнообразны. С точки зрения натуралиста морская приливно-отливная зона представляет собой любопытнейшую экосистему, где многие создания живут в крайне беспорядочных условиях, в одни периоды времени находясь на глубине не скольких футов под бушующими волнами, а в другие оставаясь брошенными на суше. Разумеется, методы адаптации к такой суровой жизни многочисленны и разнообразны. Возьмем, для примера, обыкновенного моллюска-блюдечко, вид настолько распространенный, что на него обычно не обращают внимания. Он превосходно приспособился к окружающим условиям. Его раковина, имеющая форму шатра, отлично противостоит разрушительной силе прибоя. У самого моллюска в процессе эволюции развилась округлая мускулистая нога, при помощи которой он прочно прикрепляется к скале. Насколько прочно, вы можете проверить сами, попробовав оторвать от камня блюдечко собственными пальцами. Подошва ноги образует своеобразную присоску, и именно она позволяет моллюску держаться так цепко. Блюдечко имеет специальные жабры, которые, словно накидка, окружают его тело. Если при отливе эта нежная ткань высохнет, животное не сможет дышать и погибнет. Но раковина моллюска прилегает к скале так плотно, что в ней сохраняется определенный запас воды, и жабры остаются влажными до самого прилива. Такое плотное примыкание обусловлено том, что моллюск раковиной и присоской постоянно подтачивает камень. Это приводит к двум последствиям: в камне появляется округлое углубление, соответствующее по размерам раковине, а сама раковина, стираясь, еще плотнее прилегает к скале.

Когда блюдечко кормится, оно медленно передвигается но покрытым водорослями камням, выдвинув маленькую головку с парой щупальцев-рожек и раскачивая тело из стороны в сторону. Это позволяет пустить в ход язычок, или радулу, — похожий на полоску орган, снабженный микроскопическими роговыми пластинками, которые соскребают со скал различные водоросли. Когда блюдечки «пасутся», они описывают довольно большие круги, удаляясь от своего домашнего углубления. Разумеется, чтобы не засохнуть, для моллюсков жизненно важно вернуться домой до начала отлива; поэтому у них выработался удивительный инстинкт привязанности к твоему месту, или «чувство дома», принцип действия которого до сих пор остается загадкой, поскольку совершенно очевидно, что он никак не связан с их слаборазвитыми органами зрения, обоняния и осязания. Приятно думать, что даже такие заурядные создания, как блюдечки, до сих пор скрывают в себе неразгаданные тайны и в мире природы все еще есть загадки, которые натуралисты-любители могут изучать и даже пытаться разгадать. Половая жизнь блюдечек кажется крайне запутанной для всех, кроме них самих. Подобно многим другим морским животным, они с достаточной легкостью меняют свой пол, и есть свидетельства, говорящие нам о том, что молодые блюдечки но большей части самцы, в то время как пожилые особи преимущественно дамы. Многие блюдечки вступают в жизнь и достигают зрелости самцами, а затем до конца своих дней превращаются в настоящую даму. Наряду с этой любопытной особенностью блюдечки, в отличие от сухопутных улиток, выбрасывают свое будущее потомство прямо в море; оно развивается в микроскопическом, свободно плавающем планктоне до тех пор, пока не начнет относиться к жизни серьезно и не осядет на скалах.