Анатолий Дементьев - Десять тысяч шагов

— А что, волчонок все еще живет у тебя?

— Живет, — вздохнул я. — Вырос, настоящим волком стал. Не хочешь ли взглянуть?

— Пойдем, посмотрим.

Мы вышли во двор. Дик встретил нас равнодушно, не обратил никакого внимания. У него был период апатии.

— Д-да, — задумчиво произнес Алексей Павлович. — Не дело это — держать такого зверя дома. Что, если сорвется с цепи? Не оберешься хлопот… Знаешь пословицу: сколько волка ни корми, он все в лес смотрит.

Я признался, что судьба Дика меня тоже заботит, и давно, но вот не придумаю, как лучше с ним поступить.

Но Дик распорядился своей судьбой сам. Как-то утром я нашел у конуры только цепь с разогнутым последним кольцом.

Как ему удалось удрать? Неужели помог сын? Спросил Володю. Он упорно отвергал свою причастность к побегу Дика.

…И вот сейчас перед нами на снегу лежал могучий зверь темной окраски, с пышной шерстью. На шее у него все еще был ошейник.

Алексей Павлович, стараясь не смотреть на меня, бормотал:

— Дернула же нелегкая. Всегда мажу, а тут как на грех… Никогда себе не прощу…

Я понимал его состояние и потому ничего не говорил. Уже на обратном пути, когда мы тряслись в старенькой «Победе», Алексей Павлович, долгое время молчавший, хлопнул себя широкой ладонью по колену и сказал:

— Будь я неладен, если еще когда-нибудь принесу из леса живую тварь. Нельзя человеку вмешиваться в дела природы.

Место мне понравилось: небольшая деревня с крепкими домами раскинулась у подножия высокой, покрытой густым хвойным лесом горы. За последними огородами, по соседству с птицефермой, сразу начиналось глубокое озеро, а за ним опять вставал лес. Грибов и ягод, говорили мне, в том лесу много. В озере водилась разная рыба, а в дальних тростниках гнездились утки. В этой деревеньке я и поселился, решив провести весь отпуск вдали от шума городского. Снял чистую, светлую комнату в доме одинокой старушки, разложил привезенные с собою вещи и устроился отлично. Хозяйка кормила меня завтраками и обедами, а на ужин наливала большую кружку молока и поверх нее клала краюху свежего хлеба. Она не докучала мне разговорами и вообще не беспокоила.

Как-то раз, возвращаясь с озера, я встретил деда Никифора. Он нес корзину, полную крупной рыбы. Никифор, несмотря на свой весьма преклонный возраст — ему было где-то за семьдесят, работал в колхозе, был крепок и ходил не согнувшись. Глаза его, карие, с лукавинкой, поблескивали молодо, говорил он сочным басом, с характерным уральским выговором. Я знал, что старику не раз предлагали уйти на отдых, и однажды спросил, почему он упорно отказывается, ведь свое он отработал и отдых заслужил.

— А чего на печке-то бока пролеживать, — ответил дед. — Не по мне такое занятие. Да и душно в избе. Я люблю, чтобы небо над головой, чтобы воздуха поболе. И чтобы завсегда с народом. Польза от меня покудова есть. А придет час — так на людях и смерть красна.

Я смотрел на крепкую фигуру старика и думал, что до смерти ему еще далеко, что эти вот темные жилистые руки колхозного плотника еще послужат народу.

Увидев меня, дед остановился, опустил корзину на землю.

— Добрый день, — поздоровался я. — На озере были?

— Там, — чуть улыбнулся Никифор. — А ты догадливый.

— Догадаться не трудно. — Я смутился, поняв, что старик очень ловко дал понять, что вопрос мой был просто глупым.

— Ты будто тоже с озера? — Никифор опять улыбнулся. — Чего без утей-то? Али стороной облетают?

— Я не охотился. Ружье просто так таскаю. Привык.

— И то, — согласился дед. — Зачем зря живность переводить. На базар, чай, не повезешь? А ради потехи — нехорошо.

Мы разговорились. Я признался, что давно мечтаю побродить по лесу, да не знаю здешних мест и боюсь заблудиться.

Никифор слушал и кивал головой. Потом вдруг спросил:

— А ты, паря, глухарей когда-нибудь стрелять пробовал?

— А что, водятся они в здешних местах?

— Попадаются…

Надо ли говорить, что упоминание о глухарях живо заинтересовало меня. Ведь встретить эту птицу с каждым годом все труднее. Никифор сказал, что на горе растет несколько лиственниц, а была именно та пора, когда хвоя начинала «закисать», то есть желтеть. Глухари в такое время как раз питаются листьями осины и хвоей. В наших лесах лиственницы встречаются редко, причем небольшими группами, всего в несколько деревьев. Поэтому, если знаешь, где растут лиственницы, можешь рассчитывать и на встречу с глухарями.

— И сам бы пошел с тобой, — вздохнув, добавил Никифор, — да по горам-то лазить я уже не мастак. Ноги не те… А ты молодой, шутя вскарабкаешься. Да ружьишко-то прихвати, может, и пофартит. Сезон сейчас, стало быть, одного за зорю взять можно по закону.

Подробно расспросив, как разыскать лиственницы, я решил на другой же день пойти и проверить, прилетают ли туда глухари. Отправился после обеда. Ружье не взял, зачем таскать лишнюю тяжесть, стрелять-то не собирался. Долго бродил по лесу, поднимаясь все выше в гору, и наконец среди сосен увидел шесть лиственниц. Они стояли неподалеку одна от другой. Лиственницу не спутаешь с другими деревьями, ее легко распознать по темно-красному крепкому стволу и узловатым веткам, плотной коре, а главное — по хвое: пушистой, мягкой, покрывающей тонкие ветки маленькими пучками. Еще несколько дней — и она пожелтеет, а желтую хвою птицы есть не будут.

Я обошел все лиственницы, увидел под ними мелкие ветки, а кое-где и глухариные перья. Значит, птицы сюда прилетают. Никифор говорил, что иногда они остаются даже ночевать.

С горы хорошо были видны окрестные озера — эти глаза земли, несколько деревушек, дым со стороны Кыштыма и даже узкоколейная железная дорога на соседний город — Карабаш, по которой в это время шел поезд. Отсюда он казался игрушечным — каждый вагон не более спичечного коробка.

Но любоваться красотами открывшегося с горы вида сейчас было некогда. Выбрав укромное место в кустах неподалеку от лиственниц, я замаскировался ветками и стал ждать.

Как всегда в таких случаях, время тянулось томительно медленно. Минутная стрелка обошла циферблат раз, второй и начала третий круг, а глухари не прилетали. Я уже стал подумывать, что, пожалуй, именно сегодня они не появятся. Но внезапно одна из веток на ближней лиственнице слегка качнулась. Я тихонько повернулся и увидел, как на нее бесшумно опустилась большая птица. Это был глухарь-петух. Когда и откуда он появился, я не заметил. И тут же рядом с ним села копалуха, как у нас называют глухарку, а на соседнее дерево — еще три птицы.