Жюль Верн - Золотой вулкан

Восемнадцатого марта третьего года от конца этого столетия почтальон, который обслуживал в Монреале улицу Жака Картье, доставил в дом № 29 письмо, адресованное господину Самми Скиму. Оно сообщало:

«Мэтр Снаббин просит господина Самми Скима принять поздравления и приглашает к себе в контору в связи с экстренным делом, имеющим до него касательство».

Зачем нотариусу понадобилось видеть господина Самми Скима, знакомого с ним не более, чем все остальные монреальцы? Да, это был превосходных качеств человек, надежный и осмотрительный советчик. Канадец по происхождению, он руководил лучшей в городе конторой, той самой, право владения которой шестьдесят лет назад было оформлено на имя знаменитого мэтра Ника, каковым являлся Николас Сагамор, индеец-гурон, столь патриотично вмешавшийся в ужасное дело Моргаза, невероятно нашумевшее в 1837 году[1].

Получив это послание, господин Самми Ским, никаких дел которого мэтр Снаббин не вел, изрядно удивился, но тем не менее приглашение принял. Полчаса спустя он уже находился на площади рынка Бонсекур, в нотариальной конторе, где его встретили и проводили в кабинет патрона.

— Добрый, добрый день, господин Ским, — произнес нотариус, вставая. — Позвольте засвидетельствовать вам мое почтение…

— Разрешите и мне… — ответил господин Самми Ским, подсаживаясь к столу.

— Вы пришли первым, господин Ским…

— Я пришел первым, мэтр Снаббин?.. Стало быть, приглашено несколько человек?..

— Двое. Ваш кузен, господин Бен Реддл, должен был получить такое же приглашение, что и вы…

— Тогда точнее было бы сказать не «должен был получить», а «получит», — заявил господин Самми Ским, — потому что в настоящий момент Бена Реддла в Монреале нет.

— Как скоро он возвратится?

— Дня через три-четыре.

— Жаль.

— Сообщение, которое вы собираетесь нам сделать, настолько срочное?..

— В некотором смысле — да… — произнес мэтр Снаббин. — Что ж, ничего другого не остается, как ввести в курс дела вас, а вы, со своей стороны, оказали бы мне большую любезность, если передали бы господину Бену Реддлу то, что я обязан сейчас вам сообщить.

Нотариус надел очки, покопался в разбросанных по столу бумагах, извлек из конверта какое-то письмо и, прежде чем зачитать его, сказал:

— Господин Реддл и вы, господин Ским, являетесь племянниками мэтра Джосайаса Лакоста…

— Да. Наши с Беном Реддлом матушки были сестрами. Но после того, как они скончались семь или восемь лет назад, мы потеряли с дядюшкой всякую связь. Он уехал из Канады в Европу… Нас вынудили расстаться кое-какие финансовые проблемы. С тех пор он не дал о себе знать ни разу, и мы так и не знаем, что с ним…

— Так вот, — заявил мэтр Снаббин, — я только что получил извещение о его кончине, наступившей двадцать пятого февраля сего года.

Несмотря на то, что всякие сношения между господином Джосайасом Лак остом и его семейством прервались давно, новость произвела на Самми Скима сильнейшее впечатление. Отныне у него и его кузена не было ни одной родственной души на этом свете. Двоюродное родство, подкрепленное тесной дружбой, — единственное, что оставалось им на долю. На глаза Самми Скима навернулись слезы. Опустив голову, он сидел и думал о том, что из всей семьи уцелели только он да Бен Реддл. Конечно, они неоднократно пытались узнать что-либо о судьбе дядюшки, сожалея, что тот порвал с ними всякие связи. Возможно, они верили, что будущее еще подарит им встречу с Джосайасом Лакостом, но смерть разрушила последнюю надежду.

Покойный, к месту будет сказано, отличался не только своей необщительностью, но и склонностью к авантюрам. Его отъезд из Канады на поиски счастья относится к событиям двадцатилетней давности. Он не был женат и имел огромное состояние, которое тщился приумножить посредством спекуляции. Сбылась ли мечта этого человека? Или, повинуясь собственному характеру, толкавшему его на безоглядный риск, он разорился? Намеревался ли он отдать племянникам, единственным наследникам, крохи своего имущества?.. Следует заметить, что мысли об этом никогда не заботили Самми Скима и Бена Реддла, и сейчас, при всей горести утраты последнего родственника, вряд ли они могли думать об унаследованном имении.

Оставив клиента наедине с самим собой, нотариус ждал, когда тот наконец начнет задавать вопросы, на которые он был готов дать ответы. Мэтр Снаббин знал все об этой семье, пользовавшейся глубоким уважением в Монреале, знал он и то, что теперь, после кончины Джосайаса Лакоста, господа Самми Ским и Бен Реддл являлись последними ее представителями. Поелику именно его, мэтра Снаббина, губернатор Клондайка известил о смерти золотоискателя, которому принадлежал участок № 129 на Фортимайлз-Крик[2], нотариус пригласил двоюродных братьев к себе в контору, чтобы ознакомить с текстом завещания покойного.

— Мэтр Снаббин, — спросил Самми Ским, — наш дядюшка скончался семнадцатого февраля?

— Семнадцатого февраля, господин Ским.

— Тому уже двадцать девять дней?

— Совершенно верно. Двадцать девять. За меньшее время это сообщение до меня дойти не могло.

— Стало быть, наш дядя находился в Европе… где-нибудь в глубинке, в забытом Богом уголке? — продолжал расспросы Самми, пребывая в уверенности, что Джосайас Лакост после отъезда из доминиона[3] в Европу ни разу не ступил на землю Америки.

— Вовсе нет, — ответил нотариус и подал собеседнику письмо, которое украшали марки с изображением Канады.

— Получается, — проговорил Самми Ским, — что он находился здесь, а мы об этом ничего не знали.

— Да, в Канаде… в самой дальней части доминиона, почти что у границы с американской Аляской, но, увы, сообщение с этой местностью так же нерегулярно, как и затруднительно.

— Полагаю, речь идет о Клондайке, мэтр Снаббин?

— Да, о Клондайке, где ваш дядя обосновался около десяти месяцев назад.

— Десять месяцев, — повторил Самми Ским. — Чтобы попасть в этот район рудокопов, он пересек всю Америку и даже не подумал заехать в Монреаль — пожать руки племянникам, как мы теперь знаем, в последний раз!

— Что вы хотите, — ответил нотариус, видя крайнюю взволнованность клиента, — господин Джосайас Лакост явно торопился, подобно множеству таких же, как и он, заразившихся золотой лихорадкой; количество жертв этой эпидемии измеряется тысячами. На открывающиеся месторождения золота люди слетаются со всех сторон, как мухи. Вслед за Австралией нашествие золотоискателей пережила Калифорния, за Калифорнией — Трансвааль, за Трансваалем — Клондайк; за Клондайком последуют другие золотоносные земли. И так будет до самого Судного дня… я хочу сказать: до последних залежей!