Александр Большаков - За столпами Геракла

Все это дает основание предполагать наличие прямых или опосредованных культурных контактов между Эгеидой и Канарскими островами. Некоторые ученые считают, что связи между этими районами поддерживались в позднеминойское и послеминойское время, о чем, в частности, свидетельствуют фактории эгейцев, появившиеся в середине II тысячелетия до н. э. на атлантическом побережье Северо-Западной Африки [Поплинский, с. 77-79].

Впрочем, в Атлантическом океане плавали не только выходцы из Восточного Средиземноморья. В конце II тысячелетия до н. э. на юге Пиренейского полуострова складывается рабовладельческое государство Тартесс, просуществовавшее до начала V века до н. э. Его мореходы на первых порах контролировали западную часть Средиземного моря и господствовали в прилегающих водах Атлантики, однако со временем уступили свои позиции мореплавателям Восточного Средиземноморья.

Около XII века до н. э. за Гибралтарский пролив проникают финикийцы. На первых порах они лишь устанавливают торговые отношения с населением близлежащих территорий, в том числе и с жителями Тартесса, города, распространившего несколько позже свою власть над южной частью Пиренейского полуострова. Однако затем финикийцы приступают к колонизации побережья этого района Атлантики. Возникающие здесь колонии были как бы торговыми посредниками между Финикией и государством Тартесс. Первая из финикийских колоний — Ликс основывается выходцами из Тира на африканском побережье у устья реки Лике (совр. Лукос), по-видимому, на рубеже XIII и XII веков до н. э. В XII веке до н. э. тирийцы основывают другую колонию к западу от Гибралтарского пролива, в данном случае в Европе — Гадес (современный Кадис).

В Восточное Средиземноморье из Тартесса привозили золото, слоновую кость, обезьян, павлинов. В Тартесс же эти товары поступали главным образом из Африки. Уместно отметить, что африканский экспорт в Восточное Средиземноморье попадал и из самой Африки через древние эгейские колонии в Киренаике и в районе Сиртов. Богатства Пиренейского полуострова (серебро, золото, олово), как и олово Британии, неизменно привлекали древних мореходов. Пути вдоль атлантического побережья Северо-Западной Африки одними из первых освоили финикийцы. Страбон говорит о существовании торговых финикийских поселений в заливе Эмпорик, к югу от Ликса. Он также, правда с некоторой долей сомнения, сообщает о том, что имеются сведения о наличии не менее трехсот поселений тирийцев на берегу заливов, расположенных южнее залива Эмпорик [Страбон, XVII, III, 2–3]. Самое южное финикийское поселение, засвидетельствованное пока археологией, находилось на острове Могадор (у Эс-Сувейры в Марокко) и датируется VII–VI веками до н. э.

Есть все основания предполагать, что к этому времени Канарские острова были финикийцами уже открыты. Р. Хенниг считает, что открытие произошло до 800 года до н. э., и высказывает предположение, что через архипелаг проходила южная граница плаваний финикийцев в Атлантике. Единственное дошедшее до нас письменное свидетельство об обнаружении финикийцами острова в Океане [Diod., V, 19–20], по-видимому, сообщает об открытии Мадейры. Открытие же финикийцами Канар произошло уже в начале I тысячелетия до н. э., когда они оттеснили эгейцев, восприняв их географические знания и освоив их маршруты.

В VII–VI веках до н. э. выходили за Геракловы Столпы и греки. Плавали они и вдоль берега Африки. Массалиот Эвтимен, следуя этим путем, добрался, по-видимому, до Сенегала. Его плавание датируется VI веком до н. э.

На рубеже VI и V веков до и. э. господство в атлантических водах у берегов Северной Африки переходит к пунийцам. К сожалению, о плаваниях финикийцев и карфагенян сохранилось очень мало сведений, так как они стремились сохранять в тайне все об открываемых ими землях и торговых путях. Один из наиболее интересных для нас источников, дошедших от той эпохи, — «Перипл» (описание морских плаваний вдоль берегов) Ганнона, датируемый концом VI века до и. э.

В нем1 повествуется о плавании Ганнона, «царя карфагенян», за Геракловы Столпы с целью основания на западе городов ливиофиникиян. 60 кораблей этой экспедиции везли «множество мужчин и женщин, числом в 30 тысяч». «Перипл» представляет собой своего рода античную лоцию; идентификация упоминаемых в нем географических названий затруднена скудостью наших сведений.

Особый интерес в историческом и художественном отношениях представляет вторая половина этого источника, в которой рассказывается о плаваниях, последовавших за посещением острова Керна. И. Ш. Шифман считает, что при нынешнем состоянии знаний невозможно определить, «совершил ли Ганнон плавание к югу от острова Керна, или эта часть Перипла (§§9–18) целиком является плодом творчества неизвестного редактора» [Шифман, 1963, с. 92].

С вопросом о пути, по которому плыл Ганнон, тесно связан вопрос о местонахождении горы, получившей название «Колесница богов». Большинство ученых отождествляют эту гору с вулканом Камерун, единственным вулканом на атлантическом побережье Африки. Если согласиться с этой точкой зрения, то отсюда последует вывод, что Канарские острова (по крайней мере восточные из них) были известны мореплавателям, участникам похода, так как при плавании вдоль северо-западного африканского берега их просто нельзя было не заметить.

Ранее существовала и точка зрения, отрицавшая идентификацию «Колесницы богов» с вулканом Камерун. Некоторые ученые (например, А. Гумбольдт и П. Шмит) не только отождествляли ее с пиком острова Тенерифе, но и локализовали вторую половину маршрута «Перипла» в районе этого архипелага. Подобная точка зрения была в ходу уже в XVII веке. Интересно, что коренной житель Тенерифе Хуан Нуньес де ла Пенья полагал, например, что члены экспедиции Ганнона были первооткрывателями Канар.

Предположение, что Ганнон достиг при своем плавании Канарских островов, представляется нам достаточно основательным. Напомним, что архипелаг расположен в зоне повышенной вулканической активности в непосредственной близости от материка и не мог не привлечь внимание мореплавателей, ходивших вдоль берегов Африки. Цель экспедиции Ганнона — создать колонии на торговом пути — также дает основание думать, что карфагеняне плыли не к далеким берегам Гвинейского залива, а к землям, расположенным значительно ближе. Они, как и финикийцы, «вообще не ставили перед собой исследовательских задач. То, что они знали или узнавали об отдельных районах известного в древности мира, не выходило за пределы насущной необходимости для ведения морской торговли» [Шифман, 1965, с. 3].

Остров Керна, от которого совершаются плавания, отождествляется учеными с Херне у берегов Рио-де-Оро (Западная Сахара) или с вышеупомянутым островом Могадор. В § 9 описания говорится о встрече мореплавателей с туземцами открытых ими земель. Живущие у подножия высоких гор дикие люди, одетые в звериные шкуры, швыряли камни в прибывших мореходов, не давая им сойти на берег. Этнографические детали в этом рассказе напоминают нам некоторые культурные особенности коренного населения Канарских островов. Так, свою одежду, как видно по археологическим находкам, канарцы шили из овечьих и козьих шкур. Они отличались большой сноровкой в метании камней. По свидетельству хрониста, метание камней было традиционным способом защиты канарцев [Espinosa, с. 38]. Исходя из этого, допустимо предположить, что описанные события вполне могли происходить во время плавание к Канарским островам. Неоднократные упоминания об огненных потоках, не исключено, свидетельствуют о вулканических процессах, протекавших в то время на архипелаге. Можно думать также, что таинственные и устрашающие подробности были введены в текст авторов «Перипла» с целью запугать возможных конкурентов, также стремившихся открыть торговые пути к островам.