Кэролайн Майтингер - Охота за головами на Соломоновых островах

Во всем мире не было средства, которое могло бы оживить мареново-красную краску на наших картинах, но свинцовые краски можно было попытаться восстановить. Однако на расстоянии тысячи миль от Рабаула нельзя было сыскать ржаного мякиша, а найденный нами картофель не оказывал ни малейшего влияния на вулканическую серу.

Нам удалось одолжить в правительственной резиденции луковицу (мы ее съели впоследствии, так как это была первая луковица, которая нам попалась за многие и многие месяцы); плача горькими слезами, мы терли картины луком до тех пор, покуда убедились, что лук не помогает. Я вспомнила, что можно применять перекись водорода, но имевшаяся здесь перекись потеряла от жары ряд свойств и была непригодной. Так как после всех наших операций полотна отсырели, то, ничем не рискуя, мы решили попробовать обмыть их водой и мылом. Ведь мы имели дело с красками, применявшимися для окраски судов! Почему бы не попробовать? С некоторым опасением мы добавили в воду небольшое количество нашатырного спирта.

Все сородичи Томбата, собравшиеся вокруг нас, издали крик удивления, когда перед нами снова заблистали краски. Зеленый цвет так и не получил прежней яркости; красный и белый остались чуть мутноватыми, но все же мыло сумело устранить разрушительный налет. Если одновременно с картин удалялось еще что-нибудь, мы старались не обращать внимания.

Затем мы вынесли полотна на освещенный солнцем двор, и весь клан То, вооружившись ведрами, поливал их водой, чтобы смыть мыло и нашатырь. Затем все картины были развешаны вдоль задней стены дома, где подверглись сушке, насколько позволяли тропические условия.

Возгордившиеся представители клана То пригласили чуть ли не всех туземцев Рабаула познакомиться с изображениями своих собратьев с Соломоновых островов, посмеяться над их глупыми деревенскими одеждами и «диким» выражением лиц. Наибольшее признание получил портрет жителя малаитянских зарослей благодаря его выражению лица. Пожалуй, ни на одной выставке мы не имели такого шумного успеха.

Любопытно было наблюдать за тем, как зрители рассматривали картины. Портреты лежали плашмя на земле, а туземцы расположились вокруг, усевшись на корточки. Те из зрителей, что очутились у верхней части картины и видели ее вверх ногами, рассматривали портрете неменьшим интересом, чем те, кто видел его правильно. Они не нагибали голову, чтобы заглянуть сбоку, как делаем мы, когда смотрим на перевернутый рисунок. Возможно, что в этом были виноваты мои картины, на которые можно было смотреть как угодно и с одинаковым результатом.

Полотна были высушены с обеих сторон и тщательно покрыты лаком. По всем правилам к этому времени от изображения ничего не должно было остаться. Краски, которые не выгорели на солнце, должны были потрескаться и облупиться, так как холст попеременно садился или вытягивался. Вероятно, так бы и случилось, если бы большая часть моих шедевров не была написана на грубой парусине выдерживающей столетия корабельной краской. Полотна мы сушили, прибив их к стене. Для большей сохранности от плесени после нескольких покрытий лаком (что также предупреждало картины от порчи насекомыми) мы снова высушили на солнце обратную сторону полотен. Думаю, что никакие картины на белом свете не переносили подобных испытаний.

Теперь нам оставалось решить судьбу картин, а заодно и нашу собственную. Решать надо было быстро, так как наступил кризис в выборе судов и направлений: через три недели в Рабаул должен был прибыть грузовой пароход, идущий на Филиппины, а послезавтра отправлялся сиднейский пароход с заходом в Самараи на Папуа. Кроме того, в порту бросила якорь шхуна американской научной экспедиции, и мы получили приглашение отправиться на ней в дальнейший путь. На протяжении почти двух лет американская шхуна шла по нашему маршруту, но находилась несколько впереди нас. По рассказам мы знали все подробности о личном составе экспедиции, имена участников и даже особенности характера каждого из них. Сотни раз Маргарет и я говорили о желании быть участниками этой экспедиции, и теперь шхуна прибыла в Рабаул, а мы получили приглашение плыть на ней. Но шхуна возвращалась на Соломоновы острова, а наш путь, если уж оставаться в этих краях, лежал на запад.

Мы чисто по-женски чувствовали себя растерянными и не знали, на что решиться: отправиться ли обратно по прежним следам на Соломоновы острова, где, имея на шхуне постоянную базу, мы могли бы работать в идеальных условиях; отправиться ли навстречу неизвестному на Папуа и острова Голландской Индии или плыть через Филиппины на родину, не закончив намеченной работы?

Мы приняли героическое решение, как обычно бывает только в приключенческих романах, решившись отправиться на запад, потому что нарисованный нами юноша-папуас был настолько интересным образцом, что мы не могли устоять перед соблазном изобразить других представителей этого народа.

До отплытия на Папуа в нашем распоряжении оставались две ночи и день. За это время мы должны были сложить вещи и попрощаться с друзьями, а при такой жаре это была непосильная работа.

Редактор газеты добровольно взял на себя заботу о наших картинах; их надо было свернуть в рулон, проложив вощеной бумагой, упаковать в циновки и крепкий ящик, а затем отправить на грузовом пароходе на Филиппины, откуда их перешлют в Сан-Франциско в адрес наших друзей, которым мы обо всем написали. Поскольку картины были собственноручным изделием гражданина США, они не должны были облагаться ввозной пошлиной. Нам казалось, что наш план тщательно продуман и никаких подвохов быть не может. Однако мы не учли всего, что могло случиться в Рабауле.

В одно прекрасное утро вскоре после нашего отъезда из Рабаула белые резиденты обнаружили, что в их домах, конторах, больницах и даже в полицейских казармах не осталось ни единого туземца. Во всем городе нельзя было сыскать ни одного туземного жителя! Попробуйте представить себе, что в проснувшемся утром Нью-Йорке прекратили работу все рабочие и служащие. Несомненно, что в Нью-Йорке это вызвало бы не меньшее потрясение, чем в Рабауле. Три тысячи человек домашней и конторской прислуги и двести пятьдесят полицейских ушли восвояси, не предупредив ни о чем и не вызвав ни малейшего подозрения у своих хозяев. Всего неделю назад уроженцы районов Сепик, Бука и Ману готовы были перегрызть друг другу глотки, и массовые междоусобные столкновения были предупреждены быстрыми действиями администрации, изъявшей у туземных обывателей чуть ли не четыреста копий, которыми владели такие легкомысленные молодые люди, как Томбат и его сородичи. И вдруг все междоусобные распри исчезли в общей борьбе с белым человеком.