Сергей Иванов - Америка глазами заблудшего туриста

С последним предложением мы дружно не согласились. Пожелали получить то немногое, тяжко заработанное, сейчас же.

— Но ведь мы же завтра продолжим! — выразил он надежду.

— Возможно, но сегодняшнюю работу оплати, как договаривались.

— Ну, лааадно, — недовольно согласился босс и вытащил из кармана, заранее приготовленные 35 долларов.

— На данный момент, денег больше нет, но завтра я вам всё заплачу, — ответил он на наше немое удивление.

Желание поскорее расстаться с ним было велико. Мы не стали спорить о недостающих пяти долларах. Молча, проглотили подачку и ушли прочь. Вдогонку, вероятно, почувствовав, что перегнул, он снова переспросил: будем ли мы завтра здесь к восьми утра? Мы не услышали его.

Некоторое время шли молча. Было приятно просто шагать пешком (без куска чугунной трубы), по незнакомым улицам, в погожий майский вечер. Я люблю тебя, жизнь!

Придя в себя, мы заговорили о предстоящем ужине, душе и отдыхе. А также, о национальном составе профессиональных революционеров, затеявших Великую Октябрьскую Социалистическую революцию в России, об Адольфе Гитлере, о предупреждениях Григория Климова и пояснениях Дэвида Дюка.

Идти до нашего жилища было не близко. Дорогой было о чём поразмыслить. О том, что завтра мы не станем продолжать этот пролетарский интернационализм, а точнее, трудовой мазохизм за четыре доллара в час. О том, что следует быть более бдительными при выборе работодателя.

И предоставляют же таким богом избранным жлобам американское гражданство! Этот Салл, как он отрекомендовался нам, — бывший москвич и живёт в Бруклине уже четырнадцать лет. За это время он, якобы, получил гражданство, чем очень гордился. Наверняка, среди американцев он называет себя русским, а среди своих — евреем. Если он не врал о своем гражданстве, то начинаешь думать, что чиновники миграционного ведомства — либо полные идиоты, либо их совсем не волнует, с каким английским языком и какой мордой будет их очередной согражданин. Он самодовольно поведал нам, туристам из Украины, как здорово быть гражданином США и жертвой холокоста. Салл особо отметил чувство глубочайшего удовлетворения, испытываемое им в любом аэропорту мира, где он предъявлял американский паспорт. Вероятно, удивление вызывала его колоритная внешность одесского привозного разлива. Он же понимал их замешательство, как уважение и зависть. Дешёвые, хвастливые байки для туристов из Украины.

«Правительство США ежегодно расходует на нужды здравоохранения 1,3 триллиона долларов, однако 29 % всех граждан по-прежнему не имеют медицинской страховки и лишены возможности получать медицинскую помощь, которую они оплачивают в виде налогов для чужаков. Каждый третий американец не получает того, что получает каждый первый въехавший в страну еврей, палец о палец не ударивший для благополучия принявшего его общества. По-другому и быть не могло: всем приехавшим в Америку евреям медицинские услуги гарантировались в первую очередь, равно как и прочие виды социальной помощи: денежные пособия, льготные квартиры, пенсии и многое другое, о чём общественность не информируют, оформляя раздачу привилегий пришельцам за глухими стенами синагог, подальше от свидетелей».

По пути домой мы заметили, что наш грязный вид никого не удивлял, и вообще, никому не было до нас дела. Неподалеку от нашего дома, мы зашли в гастроном и прикупили продуктов.

Куринные ножки, картофель, хлеб и пиво. Это были наши первые покупки. Цены показались нам приемлемыми. С продовольственными закупками мы нырнули в свою полуподвальную берлогу и бросились отмываться и отъедаться.

На занимаемом нами подвальном этаже встретили соседа Эрика. Он работал в этом же доме как superviser, то бишь, завхоз. Хозяин дома предоставил ему пространство в хозяйственной каптёрке. Эрик затащил туда диван, телевизор и жил там, среди инструмента и хозяйственного инвентаря.

Он был уже в возрасте — лет пятидесяти и являл собой распространённую в Америке категорию неудачников, каковыми там становятся многие мужчины в результате развода.

Всё совместно нажитое остаётся супруге с детьми. Муж же, начинает новую жизнь, в которой он должен помнить об обязательстве — регулярно платить алименты и прочие денежные взносы за ранее приобретённое в кредит имущество.

Всякий раз он встречал меня фразой: How are you doing? то бишь, как поживаешь?

Первые дни я ошибочно слышал в его приветствии вопрос. Отвечал ему как оно ничего… быть таким простофилей, что за четыре доллара в час тягать из подвала ржавый чугун. Но скоро я заметил, что мои впечатления лишь чуть забавляют его. И вовсе не интересуют. Скорее — удивляла моя реакция на его обычное приветствие. Эрик был первым американцем, который спросил меня:

— Русские, вероятно, как и прочие иностранцы, считают, что в Америке — рай. И все живущие здесь — сказочно богаты?

— Действительно, у нас многие представляют себе Америку лишь по голливудским сказкам, часто рассчитанных на зрителя-идиота, — отвечал я.

Из известных нам мест, куда хотелось бы сходить, мы знали лишь некоторые кварталы в Манхэттене, но они находились далеко от нашего подвала. И мы решили прогуляться в парк на Еast 14-St в Бруклине. Там можно было понаблюдать, кто и как играет в теннис. Вечером в парке оказалось людно; много детей, родителей, бабушек и дедушек. Все это очень напоминало городской сад в Одессе. Так же тусовались шахматисты и «козлятники», и все скамейки были оккупированы мамашами и бабушками, воркующими о своих делах, пока дети резвились на площадках. Стандартный бруклинский парк отличался от одесского тем, что вместо фонтанов, здесь были площадки для баскетбола, бейсбола, теннисные корты, тренировочные стенки для тенниса и сквоша. В нашем понимании — это не парк, а место для спортивных игр и отдыха.

На теннисных кортах потели люди разного возраста, китайской и прочих советских национальностей. Мы обратили внимание на двоих ребят — не китайцев. Один из них, еврейской внешности, показался моему товарищу знакомым, и он попробовал выяснить — где они могли раньше встречаться? Посовещавшись, выяснили, что действительно, около года назад оба участвовали в каких-то любительских теннисных соревнованиях в Ялте. Пока теннисисты любители пытались вспомнить каких-то общих знакомых, я разговорился с его партнером — поляком.

Парнишка оказался нетипичным паном. Серьёзно озадаченный совершенствованием английского, он не захотел говорить со мной по-русски. Обнаружив в моём лице слушателя, тот охотно поделился своими американскими планами. Сетовал на то, что жизнь в Бруклине и работа с земляками не способствует освоению английского. А язык, оказывается, ему нужен в связи с амбициозными планами поступить на факультет права в университете.