Зиновий Каневский - ЗАГАДКИ И ТРАГЕДИИ АРКТИКИ

Несколько лет назад в одном научном сборнике по проблемам географии и истории Крайнего Севера Д. А. Алексеевым были впервые опубликованы (с некоторыми сокращениями) письма Ерминии Жданко родным. В них она живо, непосредственно, обнаруживая при этом глубокое понимание возникшей ситуации, описала все происходившее «на суше и на море» в связи с плаванием «Святой Анны», а происходило там всякое. Ни в Петербурге, ни в Александровске-на-Мурмане, последнем «оплоте цивилизации» на арктическом маршруте, на борт шхуны по непонятным причинам не явились несколько членов экспедиции. В их числе были лейтенант Андреев, друг детства Брусилова, и, что куда более серьезно, судовой врач. Кроме того, еще во время стоянки в Норвегии со «Святой Анны» неожиданно сбежал судовой механик.

Рассказывая близким, какой превосходный человек Георгий Львович, как бессовестно обманывают его непорядочные люди, Ерминия Жданко, уже успевшая принять близко к сердцу все заботы и огорчения Брусилова, пишет 10 сентября 1912 г. родным: «Этого Андреева я видела на «Святой Анне» в Петербурге. И как-то сразу почувствовала недоверие и антипатию... С Андреевым должны были приехать в Александровск ученый Севостьянов и доктор... но вдруг накануне отхода оказалось, что ему «мамочка не позволила», а попросту он струсил... Между тем, когда об экспедиции знает чуть ли не вся Россия, нельзя же допустить, чтобы ничего не вышло... Аптечка у нас большая, но медицинской помощи, кроме матроса, который был когда-то ротным фельдшером, никакой. Все это на меня произвело такое удручающее впечатление, что я решила сделать, что могу, и вообще чувствовала, что если я тоже сбегу, как и все, то никогда себе этого не прощу».

Необходимо небольшое пояснение. Незадолго до описываемых событий девушка закончила курсы сестер милосердия и, верно оценив критическую обстановку, решительно настроилась занять место судового медика, вакантное в результате дезертирства врача. Положение осложнялось тем, что Ерминия еще не оправилась от какой-то болезни (в одном из писем она успокаивает родителей, уверяя их, будто «не так слаба, как прежде»). К тому же сама ее идея остаться на «Святой Анне» и принять участие в плавании, которое наверняка окажется и трудным, и небезопасным, встретила самое резкое сопротивление Брусилова. Девушка определенно нравилась ему,- он успел за недолгое время знакомства убедиться в том, что Ерминия и храбра, и благородна, и бескорыстна (она пожертвовала на нужды экспедиции двести рублей из своих личных, достаточно скромных, средств, и командир «Святой Анны» не мог не оценить этот поступок), однако ее участию в дальнейшем рейсе он всячески противился. Но в конце концов дал согласие на то, чтобы Мима — так звали ее близкие — послала отцу телеграмму-запрос. Генерал ответил лаконично: «Путешествию Владивосток не сочувствую. Решай сама».

Она «решила сделать что могу», и дописала письмо от 10 сентября: «Во Владивостоке будем в октябре или ноябре будущего года... Пока прощайте, мои милые, дорогие. Ведь я не виновата, что родилась с такими мальчишескими наклонностями и беспокойным характером, правда?»

Это ни в коем случае не было эффектным порывом экзальтированной барышни, способной на проявление сиюминутного милосердия,— Ерминия Александровна отчетливо представляла себе, что ждет ее впереди, ведь недаром она указала датой предполагаемого завершения экспедиции конец будущего, 1913 г. Она понимала, что им (ей в том числе) предстоит по меньшей мере одна зимовка в полярных льдах — дело по тем временам никак не женское. Она не могла не осознавать, что обрекает себя на жизнь среди двадцати трех мужчин, причем в подавляющем большинстве — совсем не ее круга. В последнем письме с дороги, отправленном с острова Вайгач, прорывается тревожное признание: «Сама не понимаю, как хватило сил расстаться...»

«Святая Анна» не пришла во Владивосток ни в 1913-м, ни в последующие годы. Она вообще не пришла никуда, а бесследно исчезла во льдах Центральной Арктики, оказавшись вовлеченной в длительный вынужденный дрейф. Шхуну унесло вдоль западных берегов Ямала далеко на север, в высокие широты. Миновали почти два года ледового плена, и в апреле 1914 г., когда судно находилось за восемьдесят третьей параллелью, одиннадцать членов ее экипажа во главе со штурманом Валерианом Ивановичем Альбановым покинули ее, надеясь добраться до ближайшего берега, до Земли Франца-Иосифа.

До этого архипелага дошли всего несколько человек, и лишь двоим, самому Альбанову и матросу Александру Конраду, посчастливилось спастись: их совершенно случайно обнаружили на одном из островков участники другой русской экспедиции под командованием Георгия Седова (уже погибшего к тому времени при безуспешной попытке штурмовать Северный полюс). Альбанов и Конрад доставили на Большую землю судовые документы «Святой Анны», а через несколько лет штурман выпустил книгу-дневник, где ярко и правдиво поведал обо всем, что пережили они за два года дрейфа и пешего перехода по дрейфующим льдам (книга не раз переиздавалась под разными названиями). Из этого "произведения и можно узнать все о Ерминии Жданко, вплоть до того момента, когда группа Альбанова покинула шхуну.

На протяжении рейса, растянувшегося минимум до весны 1914 г., а скорее всего, до 1915 г., ибо непосредственных угроз для судна в то время не наблюдалось, «наша барышня», как ласково называли ее моряки, неизменно оставалась самым добрым, самым преданным общему делу членом экипажа/самым верным товарищем каждому матросу. Заболевали, сдавали наиболее сильные мужчины, капризничали, ссорились, швыряли в сердцах тарелки с супом чуть ли не в голову «обидчику», выкрикивали непристойности, ввязывались в драки... А она терпела.

Страдая от болезней, былых и «благоприобретенных» в плавании и дрейфе, ощущая на себе, юной нежной горожанке, всю силу и власть северной стихии (а она пережила две, не исключено даже — три зимовки во льдах), Ерминия Жданко врачевала и утешала, успокаивала и возрождала к жизни павших духом, о чем обстоятельно повествует книга Альбанова. Своим долготерпением и надеждой на благополучный исход экспедиции она ежедневно, ежеминутно несла облегчение всем остальным.

Была ли на борту «Святой Анны» «полярная любовь»? Некоторые современные авторы, рассказывающие о той драматической экспедиции, приводят слова, якобы произнесенные матросом Конрадом много лет спустя после его возвращения на Большую землю: «Все из-за бабы получилось...» Однако сама эта фраза находится в прямом противоречии с тем, что мы знаем о девушке, в том числе и от штурмана Альбанова. Могли ли возникнуть лирические отношения на борту арктического судна? Конечно, могли, ничего противоестественного в том нет. Но некоторые азартные повествователи говорят«об этом, как о свершившемся факте, вот только никак не могут договориться между собою о конкретном объекте девичьей любви!