Жюль Верн - Завещание чудака

— Потому что я тоже приму в ней участие.

— Вы?

— Да.

— Но каким образом?

— Я прибавлю приписку к моему завещанию и введу в партию седьмого партнера, который будет Вильямом Гиппербоном, под инициалами X. К. Z.

— И вы будете играть?

— Я буду играть так же, как и все остальные.

— Но вам придется подчиняться установленным правилам.

— Я буду подчиняться.

— А если вы проиграете?

— Я проиграю, и все мое состояние получит выигравший.

— Это ваше окончательное решение?

— Окончательное… Так как я до сих пор не сделал ни одного эксцентричного поступка, то, по крайней мере, теперь сделаюсь наконец достойным членом моего клуба, воспользовавшись своей мнимой смертью.

Что за этим последовало, угадать нетрудно. Оксудсский сторож, щедро вознагражденный и получивший обещание еще большей награды, если он до развязки всей истории будет о ней молчать, свято сохранял эту тайну. Вильям Гиппербон, покинув кладбище до дня «страшного суда», отправился, сохраняя полное инкогнито, к нотариусу Торнброку, прибавил к своему завещанию известную всем приписку и сообщил, куда он собирался на это время удалиться, для того чтобы нотариус мог, если бы это понадобилось, с ним сообщаться. Потом он простился с этим достойным человеком и ушел, преисполненный уверенности в той счастливой звезде, которая никогда не покидала его в течение всей жизни и которая, по всей вероятности, не изменит ему, — если так можно выразиться, — и после его смерти.

Дальнейшее ясно. Партия началась при известных уже условиях, и Вильям Гиппербон мог составить себе ясное представление о каждом из «шестерых».

Ни бешеный Годж Уррикан, с которым никакого дела иметь было нельзя, ни скряга Герман Титбюри, ни это животное Том Крабб его не интересовали и интересовать не могли. Некоторую долю симпатии он чувствовал к Гарри Кембэлу, но в том случае, если бы, помимо себя, он пожелал выиграть еще кому-нибудь, то это был были Макс Реаль, Лисси Вэг и ее верная Джовита Фолей. Вотчем объясняется его появление под вымышленным именем Гемфри Уэлдоиа у пятой партнерши во время ее болезни и посылка ей трех тысяч долларов в «тюрьму» Миссури. И какое удовлетворение испытал этот щедрый человек, когда молодая девушка была освобождена Максом Реалем, а тот, в свою очередь, Томом Краббом!

Что касается его самого, то он следовал уверенно к цели по мере хода матча покровительством своей счастливой звезды, своей неистощимой удачи, на которую он имел полное основание рассчитывать и которая никогда ему не изменяла и не изменила теперь. Он первым прибыл к финишу, он, этот добавочный партнер последней минуты, победив всех фаворитов на этом национальном ипподроме!

Вот что произошло, вот что говорила и повторяла публика. И вот почему коллеги этого члена Клуба Чудаков приветливо жали ему руки, почему Макс Реаль горячо его приветствовал и почему он получил благодарность от Лисси Вэг и Джовиты Фолей, которая попросила у него разрешения, — которое, конечно, она получила, — его поцеловать. После этого, окруженный приветствовавшей его толпой чикагских граждан, он совершил шествие по главным улицам города в такой же торжественной обстановке, в какой три месяца перед тем был препровожден на Оксвудсское кладбище.

Теперь не оставалось ни одного человека во всем Чикаго, которому не была бы известна развязка всей той волнующей истории.

Но сами партнеры? Покорились ли они необходимости? Да, некоторые из них, не все, конечно, но в конце концов нужно ведь было примириться с этой неожиданной развязкой!

Герман Титбюри всячески старался возместить потерянное. С согласия миссис Титбюри он решил снова приняться за свое прежнее ремесло, другими словами, снова сделаться отвратительнейшим ростовщиком, и плохо же приходилось всем тем несчастным существам, которые попадались в когти этого хищного коршуна!

Что касается Тома Крабба, то он так и не понял ничего во всем происходившем, за исключением того, что ему нужно отомстить за последнее поражение, и Джон Мильнер надеялся, что в следующей же борьбе он снова займет место в первом ряду кулачных бойцов и заставит забыть тяжеловесные удары досточтимого Гуго Хюнтера.

Гарри Кембэл философски отнесся к своей неудаче и хранил воспоминания о всех своих интересных путешествиях. Но он не установил рекорда на дальность переезда, проехав в общем только около десяти тысяч миль, тогда как Годж Уррикан сделал более одиннадцати тысяч. Эта неудача не помешала Кембэлу написать для Трибуны одну из самых похвальных заметок по адресу воскресшего члена Клуба Чудаков.

Что касается командора, то он отправился к Вильяму Гиппербону и сказал со свойственной ему любезностью:

— Так не делается, милостивый государь! Так не делается!.. Когда человек умирает, то он умирает и не заставляет людей бегать за его наследством, когда он все еще на этом свете!

— Что делать, командор! — ответил приветливым тоном Вильям Гиппербон. — Ведь не мог же я…

— Могли, сударь, и должны были!.. К тому же, если бы вместо того, чтобы запихивать вас в гроб, вас сожгли в крематории, то этого не случилось бы.

— Кто знает, командор! Мне ведь так везет!

— И так как вы меня надули, — продолжал Годж Уррикан, — а я никому никогда этого не позволяю, то вы мне за это ответите и дадите мне удовлетворение.

— Где и когда вам будет угодно.

И хотя Тюрк клялся святым Ионафаном, что он сожрет печень Вильяма Гиппербона, его хозяин на этот раз не счел нужным его останавливать и именно его послал к бывшему покойнику, чтобы условиться о дне и часе поединка.

Но, явившись к Вильяму Гиппербону, Тюрк удовольствовался тем, что сказал ему.

— Видите ли, сударь, командор Уррикан не такой злой, каким он хочет казаться. В сущности, он хороший… Его всегда можно урезонить.

— И вы пришли, чтобы сказать…

— … чтобы сказать, что он раскаивается в своей вчерашней горячности и просит принять его извинения.

И на этом дело кончилось, так как Годж Уррикан понял в конце концов, что скандал сделал бы его посмешищем в глазах всех. Но, к счастью для Тюрка, этот ужасный человек никогда не узнал, как именно тот выполнил свою миссию.

Накануне свадьбы Макса Реаля и Лисси Вэг, 29 июля, жениха и невесту посетил почтенный мистер Гемфри Уэлдон, но не прежний мистер Уэлдон, слегка сгорбленный под тяжестью лет, а мистер Вильям Гиппербон, более элегантный, более моложавый, чем когда-либо, что не преминула заметить Джовита Фолей. Этот джентльмен, извинившись, что не дал выиграть партию Лисси Вэг, которая, не будь его, без сомнения, первая оказалась бы у цели, заявил ей, что хочет она этого или не хочет, понравится ли это ее мужу или не понравится, все равно, он написал новое завещание, которое вручил нотариусу Торнброку, завещание, в котором он все свое состояние разделил на две равные части, предоставив одну из них Лисси Вэг.