Александр Редько - 7000 километров по Африке

В приподнятом настроении вернулись в кемп к своим палаткам на берегу небольшого залива реки Замбези. Я сел по горячим следам писать дневник, как вдруг услышал какое-то фырканье. Глянул на воду и обомлел: в пяти метрах от берега из воды торчала голова гиппопотама. Боясь спугнуть зверя, я замер, забыв про фотоаппарат. Через несколько секунд рядом вынырнул второй, а затем и третий бегемот. Фыркая и не обращая на меня никакого внимания, они стали то ли играть, то ли драться друг с другом. Я осмелел, достал камеру и извел сразу половину пленки на гостей, а вернее — хозяев. И только потом заметил на берегу предупреждающий щит: «Крокодилы — опасно». Пришлось отойти, на всякий случай, подальше от берега.

После ланча нас повезли на круиз по реке Замбези. Километрах в пяти выше водопада, где вода реки еще не догадывается о тех страшных местах, которые ее ждут, а потому несет свои воды тихо и спокойно, нас ожидал небольшой пароходик. Своей конструкцией он очень напоминал две летние веранды нашего детского сада, поставленные одна на другую. Поднявшись по трапу, мы с удовольствием обнаружили в центре второй палубы уютный бар, с бесплатным местным пивом «Замбези» и «Мози», с обязательным изображением водопада Виктория на этикетках. Пиво пришлось нам по вкусу, и мы расселись вдоль бортов. Набрав человек тридцать, пароходик лениво отвалил от песчаного берега и тихо заскользил вверх по реке. Окрестные места входят в заповедную зону и поэтому, уже скоро, нам стали попадаться многочисленные разнообразные животные, пасущиеся по берегам. «Бвато адвентура», как гордо называлось наше суденышко, медленно плыл рядом с берегом, останавливаясь в наиболее интересных для наблюдения за животными местах. Сначала мы увидели стадо неторопливо жующих жирафов, затем многократно нам попадались разнообразные антилопы, а на острове, в центре реки, в прибрежной траве купались слоны. Бегая от борта к борту с фотокамерами, все невольно часто задерживались у стойки бара, так как бесплатным в нем было все. По сторонам от нас, тут и там скользили другие аналогичные посудины с туристами. Заметив катерок, обслуживаемый командой в форме американской морской пехоты, наши австралийцы повернулись к ним спиной, спустили штаны и, хлопая руками по голому заду, принялись отчаянно улюлюкать. Брендон сказал, что это их национальная традиция, своеобразное приветствие, на которое не принято обижаться. Мы же с тех пор стали между собой называть австралийцев — австралопитеками.

Ближе к вечеру на небе загорелись серебристые перистые облака. Их узкие ватные полосы походили на инверсионные следы самолетов. Казалось, будто целая эскадрилья их только что пролетела параллельно линии горизонта. А потом солнце стало садится, и одновременно, напротив его, на смену взошла луна. Солнечная дорожка, как поток расплавленного металла, побежала по темной воде прямо к нашему пароходику, но так и не смогла его поджечь. Зато огненно-красными цветами полыхало все небо. В конце концов перья облаков тоже вспыхнули и, как угли в догорающем корре, стали медленно гаснуть и чернеть. Солнце скрылось за темной полосой прибрежных деревьев, и откуда-то сверху на небо полилась синева. И опять к нашему пароходику прибежала по воде дорожка. Только была она теперь серебристого цвета и вела прямо на огромную луну.

После ужина из жареного мяса африканских животных на верхнюю палубу вышли чернокожие музыканты. Под рокот барабанов над рекой понеслись ритмичные африканские мелодии, с горластыми песнями, напоминающими пионерские речевки. Встав в круг, друг за другом, раскачиваясь и притоптывая в ритм мелодии, все мы стали людьми одной национальности — замбезийской. Светила немыслимо большая луна, раскачивалось под нами африканское суденышко, неустанно рокотали барабаны, и все мы были пьяны и счастливы.

Утром после погрузки мы, четверо русских, как и в предыдущие дни раньше всех заняли первые, за водителем, сидения. Иностранцы что-то бурно между собой обсудили, после чего Брендон сказал, что нам необходимо пересесть на другие местa. Из его слов мы поняли, что на лучших местах все должны сидеть поочередно и согласились со справедливым решением. Чтобы больше не дергаться, мы пересели на задние сидения, уютно там расположились и успокоились. Мы не догадывались, что это только начало выяснения отношений и притирок двух культур.

Сначала наш трак заехал в город Ливингстон — столицу южной провинции Замбии. Это небольшой, уютный и довольно зеленый городок, вытянувшийся по обеим сторонам автотрассы. Оштукатуренные одно- и двухэтажные дома с плоскими крышами, банк, ресторанчик, несколько магазинов. Основное занятие жителей — обслуживание многочисленных туристов. Главные достопримечательности — памятник Д. Ливингстону и рынок сувениров. Сразу скажу, что нигде больше во всей нашей поездке такого настоящего африканского искусства мы не увидели. Конечно, были рынки гораздо больше этого, с множеством резных высокохудожественных изделий из черного дерева. Но то все были серийные новоделы, сработанные специально под туристов. Здесь же предлагалось настоящее народное творчество, так как все эти идолы и маски, видимо, были собраны в окрестных деревнях и изготовлялись когда-то для себя. Это были вещи, явно изготовленные десятки, а то и сотни лет назад: простое растрескавшееся дерево, выгоревшие примитивные краски и ни с чем не сравнимый «старый запах». От этих божков явственно исходила какая-то неведомая сила. Энергетика их была таинственна и наводила чувство тревоги. Истертые сотнями рук подержанные барабаны когда-то несли хорошие и дурные вести, звали на бой или на праздник, заставляли танцевать или плакать. Полопавшиеся зулусские щиты и ржавые копья, принесшие много смертей и давно пережившие своих прежних хозяев, устало лежали в тени деревьев, ожидая новых владельцев, а может, и подвигов…

В старых деревянных фигурках-идолах отражались древние представления африканцев о жизни и смерти. Каждая из них являлась изображением какого-то конкретного умершего человека. Шаманы говорили, что его неприкаянная душа будет бродить по свету и творить недоброе до тех пор, пока не найдет изображение своего бывшего тела. Лишь тогда она поселится в нем и успокоится. Поэтому в хижинах ставили фигурки любимых родственников, что помогало пережить чувство утраты. От деревянных дубликатов врагов и нехороших людей наоборот старались избавиться. Потому-то считается, по меньшей мере, неосмотрительным делом, приобретение подобных «сувениров». Но у нас с Пашей своя религия, и два наиболее свирепых идола перекочевали в наш багаж. Через сутки это едва не стоило жизни одному из нас.