Александр Ферсман - Три года за полярным кругом

На этом я кончаю несколько затянувшееся описание научных результатов экспедиций: в работе минералога, как и геолога, мы можем отчетливо наметить три основных этапа: первый заключается в сборе материала на месте, в полевом наблюдении условий его залегания и выявлении всех особенностей происхождения; второй этап — в детальном описании всего материала, в систематическом химическом, кристаллографическом, физико-химическом исследовании; третий этап, наконец, позволяет подойти к выводам, суммируя наблюдения и связывая полевую работу с работой лабораторной в стройное целое.

В сущности мы в наших исследованиях едва перешли в область второго этапа, огромный материал еще давит нас обилием не изученных и не систематизированных научных фактов, еще далеко до общих выводов, до заманчивых общих картин…

Однако, мысль естествоиспытателя не может плодотворно работать без рабочих гипотез, она забегает вперед, строит свои схемы и ищет их в природных условиях. И хотя еще весьма отдаленным рисуется мне третий этап нашей общей работы, все же попытаемся сейчас бросить взор на наш массив и в общей картине нарисовать его историю и историю происхождения его минеральных богатств.

Хибинские Тундры как бы посторонним телом врываются в древний кристаллический массив нашего севера, в тот огромный щит, который был назван Феноскандией[21]. Их история тесно связана с прошлым всего щита, и мы должны уйти далеко в глубины веков, чтобы понять это прошлое и его судьбы.

Еще лет двадцать тому назад история наших северных массивов являлась сплошною загадкою. Иероглифы земли упорно не поддавались прочтению, и никто не мог на сглаженных гранитных глыбах, на отвесных скалах фиордов и у извилистых берегов озер прочесть отдаленное прошлое этого участка земли.

Но гений человеческого знания проник и в эти тайники природы. Сначала крупный мыслитель, революционер и своеобразно широкий ученый географ Кропоткин раскрыл тайны ледникового покрова, еще так недавно, всего два — три десятка тысячелетий тому назад покрывавшего весь север России. Потом упорным трудом тщательного и глубокого анализа проник в самые отдаленные эпохи земли финляндский геолог Седергольм, и перед нами открылась целая книга прошлого…

В те отдаленные, еще таинственные времена, когда шло постепенное остывание расплавленных масс земли, на раскаленной поверхности огненного шара, в тумане паров и газов, рождались первые острова твердой земной коры. Много раз переплавлялись они, погружаясь в глубины, много раз заливались потоками расплавленных масс, но все больше и больше спаивались они в твердую земную оболочку. И среди всех участков этой первичной коры отдельные части оказывались более прочными и сплошными, вокруг них шло нарастание новых отвердевших масс — это были те первые острова, прочные щиты земной коры, во всей истории земли остававшиеся ее опорными и неизменными участками. На них лило свой жар солнце, яркие лучи которого прорывались через густую атмосферу еще не сгущавшихся паров и газов, снизу вырывались еще потоки лав, а с ними выбрасывались пары воды и летучих соединений. Море еще не родилось в этом первобытном хаосе, не было еще воды; пустыня владела землею, и вихри ураганов разрушали раскаленную землю своим горячим дыханием ядовитых газов.

Так рисуются нам отдаленные моменты в истории старых щитов, тех трех больших островов твердого материка, застывшего вокруг современного северного полюса: это был большой Канадский щит, сливавшийся с Гренландией, Сибирский или Ангарский щит, занимавший центр Сибири вплоть до Байкала, и, наконец, Феноскандинавский щит, захватывающий Скандинавские государства, Финляндию, Кольский полуостров, побережье Белого моря и нашу Олонию. Этот щит долго одиноко плавал на расплавленном океане, ломаясь и сгибаясь, смываясь новыми волнами лавового океана, сдуваемый ураганами и отдельными первыми потоками тропического дождя, провозвестника первого моря — будущего океана — Панталассы.

Так протекало образование первых пород еще неведомых нам катархейских периодов геологической истории. Потом начались новые картины: изверженные породы ворвались в первые осадки дождей и первых соленых морей; гранитные массы своим горячим дыханием растворяли эти осадки и сливались с ними в новую породу — это те древние гнейсы, пестрые слоистые породы, которыми мы любуемся на берегах Белого моря, часто не догадываясь о тех грандиозных химических превращениях, коим они подверглись в глубинах мировых щитов.

Но вот после долгих периодов, называемых финляндцами боттнийским и ладожским, начались более спокойные картины. Первое море стало отлагать свои прибрежные пески и песчаники, в более глубоких частях морей стали осаждаться известняки и доломиты, где-то около современного Петрозаводска задымились вулканы, расстилавшие свои лавовые потоки и рассеивавшие вокруг пепел своих извержений. Это был ятульский период прошлой истории Феноскандии, когда в хаосе успокаивавшегося моря появились первые признаки жизни, а в прибрежных частях океана неведомые нам первые растения положили начала скоплениям графита и шунгита.

Все спокойнее и спокойнее становилось на поверхности наших щитов: отложения боттнийского времени покрыли его своими песчаниками и кварцитами, кое-где прорывались еще изверженные массы лав, а на юге щита застывали огромные массивы рапакиви, того прекрасного розового гранита, которым мы любуемся в колоннах Исаакиевского и Казанского соборов или в облицовке прекрасных набережных Невы. Мощные пары летучих соединений этих гранитов положили начало богатейшим рудным скоплениям, а в районе Белого моря ворвались в виде пегматитовых жил с прозрачною, как стекло, слюдою.

Так окончился архейский период истории Феноскандии, и мы подходим уже к тем моментам, когда в руках ученого появляются первые данные по хронологии, то-есть ископаемые остатки, по которым можно судить о геологическом времени.

Глубокие сбросы обрывали со всех сторон еще мощные горные хребты архейских цепей; по трещинам и разломам поднялись зеленокаменные лавы, горячие растворы соединений тяжелых металлов отлагали по стенкам сернистые соединения свинца, цинка, серебра и меди, молодые палеозойские моря заливали низины, откладывая всю ту последовательную серию осадков, которую мы видим, например, в окрестностях Петрограда.

Но не сохранилось у нас сейчас следов этого мощного покрова, и только по краям Кольского полуострова кое-где уцелели еще остатки древних песчаных отложений этого уже исторического времени. А вокруг продолжались грозные процессы разломов, и в то время, как на западе вдоль современного берега Скандинавского полуострова нарастали горные хребты Каледонских гор, а на востоке вздымался Тиман и зарождались первые складки мощного Уральского кряжа, — в это время в середине Кольского полуострова выливались массы элеолитового сиенита — первый зародыш будущих Хибинских гор.