Юрий Ефремов - Тропами горного Черноморья

Оба озера так ярко синеют на однообразном фоне лесов и гор, что при одном взгляде на карту возникает желание идти именно к ним.

Горные озера! Сколько таинственного и заманчивого они сулят? О них складывали легенды и сказания, их воспевали в балладах и сагах. И вот теперь можно так просто - пойти и увидеть настоящие горные озера! Масштаб позволял самоуверенно думать: до Кардывача от Сочи сто километров, а до Рицы от Гагр еще ближе. Пусть один, пусть пешком, но я до них доберусь, чего бы мне это ни стоило!

К тому же на карте между Сочи и Кардывачом взгляд привлекало еще одно название - Красная Поляна. Из путеводителей, читанных в детстве, я запомнил, что это курорт, известный своей живописностью. На старых картах он именовался Романовском, и это тоже кое о чем говорило: императорских имен с захудалыми местами обычно не связывали.

Но, конечно, не "царская" слава курорта влекла меня сюда. От самого моря, от Адлера к Красной Поляне тянется шоссе. По нему ходит автобус. Остановлюсь в Поляне, осмотрюсь - и в горы. Судя по карте, оттуда до горного озера Кардывач никак не более пятидесяти километров. Значит, ясно, куда держать путь прежде всего: в Красную Поляну.

АВТОБУС В ПОЛЯНУ

Уже позади неровные щебенчатые улицы - такие тогда были в Сочи. Автобус без тента, весь охватываемый морским воздухом, подпрыгивает на поворотах и ухабах, встряхивая уложенные в его задней части чемоданы. Шоссе и в самом городе, и на всем пути к Хосте извивается змеей. Шофер виртуозно поворачивает, сигналит, чудом не сталкивается с встречными машинами. Но скоро у нас перестало захватывать дух от таких пируэтов, настолько уверились пассажиры в своем рулевом.

С каждого мыса все в новых и новых поворотах распахиваются морские дали в рамах из кипарисов, и хочется крикнуть водителю: "Останови! Разве можно так мчаться?" Ведь каждой из этих картин любовался бы часами...

Еще не было автострад, еще в редких коттеджах размещались здравницы. Но уже и тогда этот край называли Русской Ривьерой, любили его. Именно эта любовь и помогла превратить его позже в тот мир комфорта, света и радости, каким стали сейчас окрестности Сочи. А тогда, в начале тридцатых годов, у Сочи было еще все впереди...

Миновали скромную, совсем провинциальную Хосту. За речкой Кудепстой почему-то окончились горы, и автобус катился по плоской равнине. Стрелки у стыка дорог показали: направо - на большой мост через Мзымту - дорога в Абхазию, а налево - вверх по Мзымте к горам - в Красную Поляну, Автобус свернул налево.

Дорогу опять обступили лесистые склоны, местами поселки, утопающие в садах, виноградники, поля кукурузы и табака. Какие-то южные смуглые и узколицые люди - армяне ли, греки ли - трудились на усадьбах. К машине подбегали черноглазые остроносые ребятишки - продавали виноград и мацони кавказский варенец. То и дело попадались козы и долговязые, темные, худые свиньи - думалось, зачем только таких держат - ведь от них ни жиру, ни мяса. На шеях у свиней болтались треугольные деревянные хомутики. О нижние планки животные спотыкались, так близко это неудобное сооружение подступало к передним ногам.

Автобус мчался дальше. Теперь с поворотов дороги виднелось уже не море, а приветливая долина Мзымты с пенящейся голубовато-зеленой полосой реки. Впереди же, в горах, было сумрачно и негостеприимно. При виде насупившихся облаков, залегших на высоких хребтах, становилось чуть-чуть жаль расставаться с лучезарным прибрежьем.

Шоссе ушло от реки, забралось на один из предгорных кряжей, с которого вдруг открылась панорама соседних

долин чуть ли не до Сочи, потом вновь спустилось к реке, миновав горную деревушку Голицынку. И вот тут-то началось нечто новое, большое, пугающее.

Все уже долина, все круче склон, в который врубилась карнизом дорога. Вот и вовсе отвесами встали скалы, ограждающие ее слева, и совсем обрывистым стал спуск к белопенной Мзымте направо. Шоссе балконом повисло над кручами метров тридцать, а может быть и сто, глубиною - как страшно сорваться! Пассажиры на поворотах успевают лишь вскрикивать. Река бесится на дне серокаменной теснины, а над головами взметнулись утесы, наверное, на сотни метров высоты. Среди них есть и вовсе нависшие, такие же, как на Военно-Грузинской дороге (в Дарьяле их недаром прозвали "Пронеси господи").

И сколько при этом зелени лепится по самым крутым стенам! Как, даже в этой страшной расщелине, щедра своей свежестью черноморская природа!

Тупик. Скалы сблизились и как будто поглотили шоссе. Виден только узкий отвесный расщеп, а внизу, под навесами, клокочущие стремнины Мзымты. Но автобус выносит нас к гроту, мелькает какой-то памятник, включаются фары, и мы... в туннеле. Я почему-то считал, что туннели бывают только железнодорожные. В открытом автобусе туннель особенно впечатляет: потолок нависает над головой сырой громадой щербатых камней, и словно чувствуешь их миллионотонную тяжесть.

Выше туннеля тянется все то же ущелье. Остановиться бы, застыть, любуясь могуществом гор. Насколько эти виды значительнее райских пейзажей с кипарисами, только что пленявших нас на виражах приморского шоссе.

Но автобус гнал вперед, несчетно поворачивая и гудя, и оставалось лишь залпом глотать эту красоту, стараясь на всю жизнь запомнить и кручи, и зелень, и порожистую стремнину.

Почему я не вычитал об этом ущелье ничего из путеводителей? Кто здесь так смело построил шоссе? И кому поставлен памятник у туннеля?

Ущелье кончилось. Снова раздвинулась приветливая лесистая долина. Только еще дремучее, еще выше стали леса. Небеса прояснились, и вдали появились какие-то вершины, возвышающиеся над лесным пологом. На некоторых из них мелькнули и пятна снега. Дважды шоссе пересекло горные речки притоки Мзымты. Надписи у мостов гласили, что это Кепш и Чвежипсе. В долинах оказались строения, люди. Удивительно, выше такой теснины и вдруг - люди!..

Еще один скальный участок, уже не такой узкий, как прежде. Пассажирки повизгивают при крутых поворотах над пропастями, из которых даже сквозь шум мотора доносится рычание далекой Мзымты. Затем мостик через пенистую озорную речонку и, наконец, заборы, белые домики, улицы с садами, здание почты; крутой разворот автобуса и - стоп. Красная Поляна. Неожиданно будничная, скромная, с первого взгляда ничем не покоряющая, скорее деревня, чем город, лишенная всякого курортного лоска. Такие же, как в деревнях, голопузые греченята, такие же куры, гуси, козы. И те же длинноногие свиньи в треугольных хомутиках...

ПЕРВАЯ ВСТРЕЧА С ПОЛЯНОЙ

Карта была слишком мелкомасштабна - ближайшие к Красной Поляне хребты на ней названы не были. Прежде всего бросались в глаза какие-то горы на юге - несколько внушительных, очень правильных на вид пирамид. Вскоре я узнаю и запомню их имя, немножко вычурное,- Аибга. На севере гребенчатая цепь утесов - Ачишхо. А на востоке более высокие, но за дальностью не кажущиеся величавыми горы. Здесь выше всех две вершины, блистающие уже вечными снегами. Слева - трапеция, подобие белой палатки; справа - конус, как сахарная голова. Как что называется - и тут не знаю. Потом я очень полюблю их странное неблагозвучное название - Псеашхо.