Петр-Людовик Ле Руа - Приключения четырех российских матросов, к острову Шпицбергену бурею принесенных

Из текста был исключен комментарий автора о прохождении фаз луны, наблюдавшихся во время зимовки экспедиции Баренца в 1596 г. на Новой Земле.

Возражать против произвола издателя Ле Руа не мог. Он уехал из России за границу, где вскоре умер.

В настоящее время автором этих строк выявлены новые интересные материалы, расширяющие сведения о злоключениях четырех русских полярных робинзонов.

Среди этих материалов надо назвать «Изустное показание» мезенского промышленника о шестилетней зимовке четырех поморов на Шпицбергене. Его рукопись обнаружена в фонде Сената Центрального исторического архива в Ленинграде, в «Атласе Архангельской губернии» 1796 г., являющемся результатом Генерального межевания, предпринятого в России во второй половине XVIII в. Архангельский инженер-экономист Федор Киселев, выходец из поморской среды, представил Сенату документ, обстоятельно характеризующий экономическую, социальную и культурную жизнь своей губернии. «Атлас» сопровождался картами, планами и чертежами, выполненными самим Киселевым. Особенно впечатлительно нарисована картина рыбных и зверобойных промыслов — основного занятия поморов. Характеризуя особенности их далеких поездок, Киселев счел необходимым остановиться на приключениях четырех мезенских жителей на Шпицбергене, пребывавших там в течение семи лет, известных ему из «других источников». Его внимание привлекло то, что об этом событии рассказывалось на Мезени, родине полярных робинзонов, по-иному. Поэтому он решил его записать в форме «Изустного показания». Таким образом, оно документально подтверждает сам факт долговременной зимовки четырех людей, оказавшихся по воле случая на необитаемом острове.

На первый взгляд «Изустное показание» излишне сокращено. Но если принять в соображение, что оно является лишь частью выполненного описания морских звериных промыслов, в котором в подробностях излагается деятельность поморов на Шпицбергене и Новой Земле, то сокращение становится вполне обоснованным, и, наоборот, обширный текст главы «О рыбных и звериных промыслах», который в выдержках приводится в приложениях к данному изданию (стр. 52–54), является своего рода обширным введением в «Изустное показание».

В «Изустном показании» названы имена трех оставшихся в живых поморов, и ни одно из них не совпадает с именами повести. У Ф. Киселева это — Крыска, Турпанов и Кабанов, у Ле Руа — Алексей Химков, Иван Химков, Степан Шарапов. Федор Веригин скончался еще на острове, и он не упоминается в мезенском варианте. Несмотря на расхождения, думается, речь идет об одних и тех же поморах-мезенцах: в одном случае названы фамилии, а в другом — прозвища. Ф. Киселев так и пишет: «Один из них прозывался Крыскою, другой…» В простонародье в старое время людей часто называли по прозвищу. Фамилии упоминались в документах, причем даже в таких случаях добавлялось кроме фамилии и прозвище. Вот взятые из официальных документов фамилии: Иван Родионов Ерастов Велкой, Дмитрий Михайлов Зырян Ярило, Леонтий Иванов Шубин Плехан. Следуя данному правилу, к фамилиям трех груманланов следует прибавить их прозвища.

Сейчас можно дополнить новыми материалами весьма краткие биографии полярных робинзонов, поскольку в повести о них почти нет известий. С этой целью были просмотрены документы Архангельской губернской канцелярии, хранящиеся в архиве Ленинградского отделения Института истории АН СССР, и ревизские сказки Центрального государственного архива древних актов в Москве. В переписных книгах Архангельской губернии по Мезенскому уезду 1710 и 1719–1725 гг. удалось обнаружить фамилии двух полярных робинзонов. Так, в Окладниковой слободе, составляющей вместе с Кузнецовской слободой город Мезень, по переписной книге 1710 г. проживала семья Анисима Андреева Веригина: он сам, его мать Матрена Анастасьева, сестра Евдокия и брат Федор 12 лет. Следовательно, Федору Андрееву Веригину в год поездки на Шпицберген исполнилось 44–45 лет[6]. В книге 1722 г. по Кузнецовской слободе указана семья Шараповых, членом которой являлся Степан Стахеев Шарапов. Ему тогда было 26 лет, следовательно, в год поездки на Грумант ему исполнилось 46–47 лет[7]. Кстати, в книге 1722 г. по Окладниковой слободе в доме Якова Окладникова записан его трехлетний сын Еремей, впоследствии организовавший поездку груманланов-мезенцев.

В Московском Центральном государственном архиве древних актов изучены материалы II и III ревизий по Окладниковой и Кузнецовской слободам. В ревизской сказке от 20 мая 1762 г. по Кузнецовской слободе о Степане Стахееве Шарапове сказано: «В бывшую последнюю <1762 г. — М. Б.> ревизию показанной погибшим на море, а после бывшей в 1749 году октября 20-го дня в Мезенской воеводской канцелярии в новоприбывшую книгу записан и в нашу Кузнецовскую слободку при указе прислан Степан Стахеев сын Шарапов». И дальше: «По последней ревизии в подушной оклад положен». В графе «Из оных после ревизии доныне разными случаями выбыли: умре 1757 году»[8].

Труднее оказались поиски фамилии Химковых (Himkof). В переписных книгах и ревизских сказках Мезени, составленных между 1710 и 1762 гг., Химковы не встречаются. Эту фамилию не носил никто в Окладниковой и Кузнецовской слободах[9]. Еще А. И. Минкин поставил под сомнение фамилию Химковы, предложив заменить ее известной на Мезени фамилией Хилковы[10]. Однако он не смог убедительно подкрепить свое предположение. Пришлось произвести проверку документации, относящейся к 40—60-м годам XVIII в., имеющей хотя бы косвенное отношение к данному вопросу. И вот ее итоги.

Некоторые любопытные материалы были обнаружены в документах русской экспедиции на Шпицберген по проекту М. В. Ломоносова под начальством капитана В. Я. Чичагова, и прежде всего в списках вызванных в Петербург архангельских крестьян для отбора «способнейших к северному мореплаванию». В архиве сохранился подлинный список имен, составленный весной 1764 г. лично М. В. Ломоносовым для Морской российских флотов комиссии, в котором перечислялись известные поморские кормщики[11]. В списке значился: «Окладниковой слободки Хрисанф Иньков около 45 лет, зимовал 6 лет на Груманте». Получилось так, что издавший этот список В. А. Перевалов не обратил внимания на этого кормщика, очевидно считая, что он прямого отношения к шестилетней зимовке четырех мезенцев не имеет.

А вместе с тем именно об этой зимовке шла речь в списке, причем М. В. Ломоносов получил сведения о ней от вызванного в Петербург Морской российских флотов комиссией жителя Олонецкой губернии Выгорецкого жительства староверов Амоса Кондратьевича Корнилова, беседы которого были особенно подробно записаны комиссией. Во время беседы Корнилов сообщил, что в 1749 г. его судно вывезло со Шпицбергена четырех мезенских поморов, зимовавших там в течение шести лет, и что эта зимовка совпала с периодом сильной ледовитости в районе Шпицбергена, продолжавшимся в течение шести лет. «И в каждом году судов от семи до осьми <это совпадает с записью Ф. Киселева. — М. Б.> погибло, от которых и людей менее десятой части осталось, — говорил Корнилов. — И из оных некоторые спасли свой живот выездом на малых ботах в Норвегию, а четыре человека жило 6 лет на Шпицбергене без хлеба и без одежды, довольствуясь одним оленьим мясом; а платье носили из оленьих кож. А в те 6 лет никто для промыслов на Шпицберген для опастности ото льдов не ходил. И оные четыре человека вывезены к городу Архангельскому на судне его, Корнилова, в 1749 году, которое тогда было послано для разведывания промысла». Совершенно очевидно, что М. В. Ломоносов написал о Хрисанфе Инькове со слов А. К. Корнилова.