Карло Маури - Когда риск - это жизнь!

Зачем я пишу эту книгу

Причина простая: многие просили меня об этом, полагая, что я способен научить других, тем более молодежь, стать такими же, как я. Хотя мне самому ужасно хочется быть таким, как все. Случается сказать кому-нибудь, кто в этот момент выглядит в моих глазах довольным и радостным: «Счастливчик!» — и человек верит. Ведь мы почему-то считаем, что о наших проблемах и надеждах окружающие либо ничего не знают, либо знают все.

Взяться за эту книгу меня побудили также многочисленные письма, в основном от подростков, которые хотят поделиться со мной своими проблемами, просят совета. Приведу несколько отрывков из писем, которые я получил от ребят различного возраста.

«Дорогой Карло Маури!

Мне 19 лет, и всё, чем я занимаюсь, меня совершенно не интересует. В этом мире, где я не способен ничего понять, мне остается лишь верить в самого себя и в природу. Разве может природа обмануть тебя? Всего несколько раз в жизни, в те редкие дни, когда мне доводилось бывать среди природы, я чувствовал себя счастливым и великим в душе.

Понятно, что моя просьба совершенно невыполнима. Но я готов отдать все мои сбережения и даже бросить школу, лишь бы принять участие в одном из твоих путешествий.

Вместе с тем я прекрасно понимаю, каков будет твой ответ. Ты скажешь: „Ни на кого не полагайся. Стремясь к чему-то, достигай цели собственными силами“. Но, поверь, это нелегко! Вот я и пишу тебе в надежде получить совет, как выйти из охватившего меня оцепенения. С чего начать? Гоняться ли за денежным призраком и продаваться ради него? Или же, не поддаваясь унынию, медленно загнивать сначала за школьной партой, а потом на работе? Ты, конечно, понимаешь, что мое письмо продиктовано отчаянием. Но жизнь, посвященная путешествиям и приключениям, остается моей последней надеждой.

Другое письмо:

«Дорогой Маури! Пишет вам школьник, чрезвычайно увлеченный вашими экспедициями. Хочется стать похожим на вас. Напишите, пожалуйста, каким школьным предметам следует отдавать предпочтение по окончании средней школы.

Преданный вам Ф. М.

P. S. Для меня вы — самый выдающийся мастер в своем деле».

А вот еще два письма:

«Уважаемый господин Маури! Я знаю, что вы — человек верующий, то есть верите в бога. Эта вера, как я полагаю, дает вам силы для преодоления суровых испытаний, к которым вы давно привыкли. Во мне вера едва теплится, и, честно говоря, порой кажется, будто я и не верую вовсе. Вы объездили весь мир, жили среди людей самых различных рас и убеждений, подолгу бывали в пустынях, где тишина природы, наверное, подавляет так же, как гомон толпы на рынке или гул завода (мне, к сожалению, приходится там работать). В каком случае вы ощущали наибольшее приближение к богу, чем укреплялась ваша вера? Я пытаюсь во всем разобраться и, может быть, поверить без оглядки. Но почти всегда отказываюсь от борьбы, поскольку возникает слишком много вопросов.

Всего вам наилучшего. А. Б»

«Дорогой Маури! Пишет тебе 15-летний учащийся. Хочу прожить жизнь сообразно своим идеалам и не подчиняться влиянию чужих людей. Люблю природу, особенно горы. Выбираю их потому, что не хотел бы прожить всю жизнь где-то на полпути от мечты к реальности. Я обращаюсь к тебе, будучи уверенным, что и ты в свое время сталкивался с такими же, как у меня, проблемами. Ради осуществления моей мечты я готов пожертвовать чем угодно, ибо знаю, что горы воздадут мне мгновениями радости и наивысшего счастья. Хотелось бы знать, что ты в моем возрасте думал о жизни альпиниста, стремился ли стать Карло Маури или же относился к альпинизму лишь как к воскресному увлечению. Став альпинистом, ты по-прежнему должен был зарабатывать себе на жизнь. Как тебе удается совмещать основную работу и альпинизм?

Пожалуйста, не оставляй мое письмо без ответа, чтобы я знал, как поступать в жизни.

Огромный тебе привет. К.»

Я пишу отдельные главы моей истории так, словно речь идет не обо мне, а о другом человеке, точнее, о других людях, о многих из тех, в кого я превращался в каждом своем поступке, событии, деле или путешествии… Альпинист в Альпах, шерпа в Гималаях, эскимос в Гренландии, потомок инка в Андах, масаи на Килиманджаро, первобытный человек среди индейцев Амазонии или аборигенов австралийской пустыни… Иногда, стремясь приспособиться к окружению, я забывал собственную культуру и выживал лишь благодаря инстинкту. Я воображал себя пингвином в Антарктиде и даже дельфином, когда шел под парусом в штормящих водах близ мыса Горн.

Проводя дни и ночи напролет на вздыбленных ледяных каскадах Гашербрума- IV и Эвереста, я чувствовал, что сердце мое вот-вот выскочит из груди от непрерывного грохота, производимого смещением льдов. И успокаивал себя: «Если сейчас произойдет обвал, то и я рухну в бездну вместе с этой вечно движущейся ледяной рекой, чтобы вслед за тем душою восстать из мертвых и вечно пребывать в этом мире, не ведая ни смерти, ни конца. Я стану подобен бесстрашно движущемуся льду».

Я не устанавливаю границ моему существованию, я продолжаю жить. Борюсь, преодолеваю то, что казалось непреодолимым. Так я обнаруживаю в себе силу, которая, в свою очередь, порождает веру. А для меня вера означает верность, честность, ответственность и непоколебимую приверженность идеалу. Этой загадочной силой и верой обладают некоторые народы в пустынях или в лесах, рыбаки в море, крестьяне на своей земле, вообще все люди в пору детства. Впоследствии она, к сожалению, утрачивается или атрофируется, как и прочие пять чувств.

У меня мускулистые ноги, потому что я родился и вырос на горном склоне с террасо-образными уступами, где местные жители выращивали овощи и виноград. Склон был обращен на юг (вот почему там вольготно жилось и людям и растениям) и поднимался от впадины озера Лекко, постепенно переходя в пористые известняковые скалы, которые так хорошо удерживают солнце. Там всегда обитали ящерицы, змеи, а также птицы, питавшиеся озерными лягушками и рыбой.

Деревня моя под названием Ранчо разместилась, словно в пригоршне, среди гор. Прямо над ней возвышается Сан-Мартин — наша родная гора, на которую мы лазали за каштанами и грибами. Время от времени с Сан-Мартина срываются увесистые обломки скал и каменной лавиной обрушиваются на крыши Ранчо. Когда такое случается, сегодняшние просвещенные обитатели деревни обвиняют во всем местную управу или даже правительство в Риме. А прежде люди не жаловались на власти, знать ничего не знающие о «правах» каменных лавин, а шагали пешком по пыльным и грязным узким дорогам, на крутых подъемах укладывали камень за камнем булыжник и делали ступени, чтобы при дождях не было оползней. Теперь все дороги покрыты асфальтом, и земля больше не дышит. По прежним узким дорогам едва проходила телега, и мы, местная ребятня, превосходно различали каждого погонщика по крику и виртуозному щелканью кнута, заставлявшему утомленных лошадей не останавливаться на крутых подъемах, иначе им будет не под силу стронуть с места тяжелый груз. Лишь вблизи трактиров лошадь знала, что можно остановиться и позволить своему хозяину пропустить стаканчик-другой.