Генри Мортон - Святая Земля. Путешествие по библейским местам

Один раз, в катакомбах Святой Агнессы, я оказался последним в цепочке. Казалось, что темнота буквально наваливается мне на спину, я физически чувствовал ее вес и видел перед собой длинную вереницу огней; свечи уплывали вдаль, отблески падали на квадратные и полукруглые своды гробниц, по которым мы двигались. Прямо передо мной шла пухленькая белокурая полька, щеки которой напоминали два спелых яблока. Несмотря на то, что мы не могли общаться на одном языке, она время от времени оборачивалась ко мне и, глядя взволнованными, круглыми от страха голубыми глазами, что-то говорила — судя по тону, увиденное ее шокировало. Когда мы свернули в новый коридор, свеча польки высветила могилу, в которой, к ее ужасу, мы заметили изрядное количество останков, покрытых слоем пыли. Полька остановилась, и вдруг ее свеча погасла! В панике она ткнула огарком в огонек моей свечи и погасила и ее; темнота опустилась на нас, словно колпак на глаза. Пока я возился с коробком спичек, поневоле пришлось осознать весь ужас нашего положения; когда вспыхнула спичка, я обнаружил, что щеки девушки уже приобрели зеленоватый оттенок. Пока мы догоняли удаляющуюся цепочку огней, я ощущал себя персонажем историй Эдгара Аллана По, причем угодил на самые кошмарные страницы.

Мне вспомнился святой Иероним, который в молодости бродил по этим катакомбам с тем же чувством страха и изумления, которое я замечал на лицах людей пятнадцать веков спустя. Он в течение недели изучал грамматику у Доната и риторику у Викторина, а в воскресенье спускался в катакомбы и бродил в темноте, натыкаясь на могилы мучеников, читая старинные надписи на липких от влаги стенах.

Вот что он чувствовал:

Когда мальчиком я жил в Риме, обучаясь свободным искусствам, по воскресеньям с ровесниками я обычно бродил по гробницам апостолов и мучеников; и я часто ходил в крипты, прорытые в глубине земли, где вдоль стен по обеим сторонам от входа лежат тела умерших; там темно, словно исполнились слова пророка: «Живыми спускаются в ад». Снова и снова свет, проникающий сверху, видоизменяет тьму, но кажется, что это скорее дырки, просверленные для света, чем настоящие окна, и по мере того как, шаг за шагом, продвигаешься далее, все гуще становится ночная чернота, и вспоминаешь слова поэта: «Сама тишина наполняет души ужасом»[38].

Св. Иероним бродил по катакомбам примерно в 360 году, а его рассказ мог быть написан и сегодня.

Катакомбы святого Калликста находятся посреди прекрасного сада траппистов. Здесь все обставлено по-деловому. Три монаха суетятся за прилавком, продавая невероятное количество открыток, медалей, четок и копий старинных ламп, найденных в катакомбах. Когда посетители выходят из лавки, их энергично распределяют на группы, согласно языковому принципу. В моей группе оказалось около двадцати английских школьниц во главе с монахиней, три американца и один японец. Наш гид — высокий худой англичанин, не монах — держал длинную палку, обмотанную на конце вощеной бумагой. По мере того как бумага сгорала, он отгибал очередной ее фрагмент. В дверях перед лестницей он каждому выдал по свече, и мы последовали за ним в холодную тьму.

Это самый замечательный образец катакомб, которые я только видел. У меня сложилось впечатление, что именно сюда и приходил Иероним, поскольку только здесь я обнаружил дырки для воздуха, через которые в основную шахту проникал бледный зеленоватый свет. Мы ощупью продвигались к крипте, в которой некогда нашли приют многие папы, занимавшие престол святого Петра между 168 и 296 годами. На стенах виднелись открытые ниши, теперь опустевшие, так как мощи первосвященников перенесли в другие храмы Рима после примирения церкви и государства. Узкий темный коридор вел в другую крипту, где мы увидели статую молодой женщины из белого мрамора — она лежала на боку, будто уснула. Это святая Цецилия, принявшая мученическую смерть в 177 году, ее останки некоторое время находились именно здесь, а потом были перенесены в прекрасную церковь Санта-Чечилия-ин-Трастевере.

Во время путешествия по катакомбам мы смогли перенестись в древность. Маленькая группа мужчин и женщин молилась на коленях перед гробницей, напоминая ранних христиан. Горели свечи. Молодой священник аккуратно свернул облачение и спрятал в сумку. Он только что отслужил мессу на могиле мученика. Гид сказал нам, что за утро в катакомбах святого Калликста уже прошло свыше пятидесяти поминальных служб.

Как и во всех других катакомбах, я обратил внимание на отсутствие креста, главного христианского символа. Первые христиане крайне редко его использовали: они предпочитали греческую монограмму имени Христа. Им нравилось рисовать картины: Господь как Добрый Пастырь, не такой, каким Он предстает в поздней живописи, а совсем молодой, безбородый, иногда в руках у Него лира или пастушеский посох. Я заметил, что одно из самых распространенных изображений в катакомбах — фигура, обычно женская, стоящая в молитвенной позе, с воздетыми вверх руками, такие я видел и во многих коптских церквях. Она представляет душу, покидающую тело.

Я составил перечень новозаветных сцен, изображенных на стенах погребальных камер, поскольку мне показалось любопытным понять, какие именно события евангельской истории вдохновляли первых христиан. Несколько раз я видел сцену крещения, один раз — Благовещение, также — вероятно, собрание учеников после Вознесения Господа. Воскрешение Лазаря встречалось не раз, и еще я нашел совершенно очевидное изображение сцены разговора Иисуса с доброй самаритянкой у колодца в Сихаре.

Часто на стенах катакомб можно увидеть голубя, а также павлина и пеликана. Символизм голубя хорошо известен, но причины, заставившие христиан принять павлина в качестве важной фигуры, менее знакомы широкой публике. Эту птицу, посвященную Юноне, в языческие времена выпускали у погребального костра императрицы, как символ обожествления, и христиане заимствовали ее в качестве знака бессмертия души. Пеликан символизирует Искупителя, который отдал кровь за спасение человечества, поскольку в древние времена существовало поверье: если змея укусит молодого пеликана, птица-родитель разрывает себе грудь и оживляет детеныша собственной кровью. Символ сохранил популярность в более позднем христианском искусстве; так, у святой Гертруды было видение Христа-пеликана, который кормил людей из своей груди.

Вернувшись к дневному свету, я прошел по Аппиевой дороге до катакомб святого Себастьяна. Нас повел вниз подвижный, полный энтузиазма францисканец небольшого роста, который суетился вокруг на ступенях и в узких проходах, указывая на различные объекты и восклицая: «Magnifique, hein?»[39], а затем мчался вперед вдоль по длинным, холодным коридорам. Эти катакомбы освещало электричество, что делало знакомство с ними более легким, но не лишало сильных впечатлений.