Валентин Аккуратов - Право на риск

В своем восьмом полете мы добавили два острова. А всего зафиксировали на карте одиннадцать. В своих полетах назвали их именами советских полярников Водопьянова, Мазурука, Ритслянда, Кренкеля, Федорова, Алексеева, Ширшова, Папанина, Козлова, Молокова и Аккуратова.

Матвей Козлов шутил по этому поводу, что теперь в числе ближайших «соседей» ему придется перечислять членов императорской фамилии.

Попутно с уточнением описи островов мы производили аэрофотосъемку льдов. Было заснято целых две катушки пленки с интереснейшими фотографиями. Из них составили альбом различных видов океанского льда.

Что и говорить, погода не всегда нас радовала. Чаще, вылетая в погожий день, когда видимость бывала беспредельной, мы возвращались через два-три часа вслепую или шли бреющим полетом в такой свистопляске разъяренной стихии, что надолго зарекались уходить в «свободный» поиск.

Нам нельзя было надолго исчезать с Рудольфа. Мы в любой момент могли понадобиться славным папанинцам. Наша дружба с ними настолько укрепилась, что мы знали не только их обеденное меню, но и настроение пса Веселого, не говоря уже о вещах важных и необходимых…

Мы так привыкли ко всяким неожиданностям погоды архипелага, что нас ничуть не удивил даже сегодняшний штормовой ветер при ясном небосклоне. Чем ближе подходили мы к ледяным обрывам Рудольфа, тем сильнее бросало машину. Ветер, перевалив высокий купол острова, с силой водопада низвергался в море. Болтанка все усиливалась, и я уже не чувствовал под собой сиденья. Только крепко пристегнутые ремни удерживали меня в кабине. Зная, что под самым обрывом ветер станет еще крепче, Мазурук отвернул, рассчитывая прийти к припаю, служившему нам посадочной площадкой, под защитой ледника.

В проливе Неймайера было тише.

Толкнул Мазурука в спину, показал на чернеющие впереди базальтовые скалы, каменистую морену:

— Мыс Аук!

Мы впервые подходили к зимовке этим путем, и Илья Павлович, кивнув, снизился. Мазурук знал, что скрывается за этим названием. Мы ходили сюда на лыжах. Этот мыс — место гибели славного русского исследователя Георгия Седова. Здесь в морозный пуржистый день 1914 года разыгрался трагический финал одной из схваток за Северный полюс.

В сердце и чувство боли, и гордость. Боль за преждевременную гибель прекрасного человека и гордость за его смелую святую дерзость.

Несколько кайр и чаек сорвались со скал и клочками белой пены ринулись в море.

Мазурук снизил машину метров до пятидесяти. Я достал фотоаппарат, чтобы с воздуха запечатлеть этот суровый клочок обнаженной ото льда скалы.

Мы смотрим вниз. У самой воды осыпь мелких камней — морена подтаявшего ледника. Где-то здесь верные спутники Седова матросы Линник и Пустошный похоронили своего мужественного командира. Никаких признаков погребения — а с воздуха холмик был бы особенно заметен — нет. И ничего общего в абрисе скал и той зарисовки, которую сделали после похорон матросы. Предельно верные, по малограмотные моряки могли и ошибиться в определении места, а может быть, конфигурация мыса за прошедшее время сильно изменилась.

Среди серых камней пестрят яркие желтые цветы полярного мака. Он растет повсюду, где только обнажается на острове земля, точнее, каменные осыпи, морены. Особенно много цветов на южных склонах острова, там, где расположены и птичьи базары. И кажется, что желтое яркое солнце разбрызгано по земле.

Сделав несколько кругов, мы берем курс к зимовке.

Вскоре мы получили приказ быть готовыми к обеспечению перелета через полюс Чкалова, Байдукова и Белякова. Семнадцатого июня большой четырехмоторный и многострадальный «Н-169» был откопан нами из-под снега после жестокой пурги и подготовлен для взлета на случай, если экипажу беспосадочного перелета Москва — Северный полюс — Америка понадобится помощь.

Стояла отвратительная, промозглая, пасмурная погода. Аэродром на куполе часто затягивало облачностью. Временами налетал снегопад. Мы дежурили у машины с прогретыми моторами, готовые подняться в воздух без промедления. Снизу, с зимовки, нам по телефону сообщили об этапах перелета. «СССР N-25» шел к острову Рудольфа, ориентируясь на радиомаяк.

Восемнадцатого июня в ноль часов двадцать восемь минут с борта «N-25» передали, что самолет прошел траверз Рудольфа, оставив остров справа.

Илья Павлович Мазурук как международный спортивный комиссар ФАИ зафиксировал время.

Спустя шесть часов Папанин сообщил, что, хотя небо над ними сплошь затянуто облаками, на дрейфующей станции «Северный полюс» был ясно слышен шум моторов машины Чкалова. Станция дрейфовала в то время на сто с лишним километров левее полюса. А вскоре «СССР N-25» прошел и над самым полюсом. На следующий день нашу вахту сняли.

На зимовке, среди товарищей, мы с великой радостью слушали сообщения о завершении полета, о теплом приеме отважной тройки американцами.

Потом мы стали готовиться к полетам над островами. Машина «Н-36», зимовавшая здесь два года, находилась все это время в ангаре. Поэтому все ее железные и стальные части намагнитились.

Самолет превратился в огромный магнит с очень сложным индуктивным полем. И компаса на нем, естественно, не работали. Что уж мы ни предпринимали с ними в течение всего нашего пребывания на Рудольфа, показания их оставались дикими. Пришлось установить компас на крыле, а для его проверки смонтировать солнечный указатель курса, по которому мы летели в лагерь папанинцев.

Вскоре нам сообщили, что ледокол «Садко», который вез на остров горючее и продовольствие, попал в тяжелую ледовую обстановку и встал. Погода как на грех была нелетной. Низкая облачность уже несколько дней затягивала горизонт. Однако с борта «Садко» слали телеграмму за телеграммой, убеждая: мол, у них погода неплохая.

— Не нравится мне погодка… — Мазурук мотал головой и щурился на лохматые сплошные тучи, которые плыли на высоте метров пятидесяти.

Мне толстый слой низкой облачности тоже не внушал радужных иллюзий, что, мол, стоит отлететь от базы на тридцать-сорок километров, и погода изменится, словно по волшебству. Но выручать ледокол надо было, и мы вылетели. На двухстах метрах двинулись по границе верхней облачности в сторону острова Гукер. Там находился «Садко», уткнувшийся носом в сплошной паковый лед.

Весь архипелаг, насколько хватал глаз, покрывала белая пелена. Кое-где из нее торчали вершины островов. Они-то и служили нам ориентирами. Ветер был встречным, мы еле плелись. Добрались до торчащего из туманного месива купола острова Джексона, отчетливо увидели вершины еще двух — слева Салисбери, справа Артура.