Владимир Динец - Тропою дикого осла (Записки великого русского писателя)

Хотя Анту всего в ста километрах от Посьета в Приморье, мне сейчас выгоднее перемещаться по китайской территории, чем по российской. Поэтому двигаюсь на северо-запад.

29.09. 59Y. Чанчун (произносится "Ча?чу?ь") - столица провинции Jилинь (по-маньчжурски Кьиринь, а по-русски Гирин). Единственная достопримечательность города - дворец Пу Йи. Пу, последний китайский император, взошел на "трон дракона" в двухлетнем возрасте. Шесть лет спустя, в 1911 году, революция вынудила его отречься от престола. В 1935 году японцы извлекли его из забвения и сделали императором марионеточного государства Маньчжоу-го со столицей в Чанчуне. В 1945 году он был захвачен Красной Армией, отсидел в ГУЛАГе, и только в 54-м ему разрешили вернуться в Китай и работать садовником в одном из пекинских ПТУ. В Чанчуне до сих пор многие говорят по-японски.

Четыре часа поездом на север - и я в Харбине, столице провинции Хэйлунцзян (Хейло?чьжян, Река Черного Дракона - китайское название Амура). Река Сунгари, которую на Пяктусане переходишь по камешкам, в Харбине шириной с Дон. В 1924-41 гг Харбин был самой большой русской колонией за рубежом - не только за счет белоэмигрантов, но и за счет более ранних поселенцев, ведь до Русско-японской войны Маньчжурию считали уже почти своей и даже неофициально называли "Желтороссией". После войны те, кто не попал в Сибирь, в основном перебрались в Шанхай, где несколько лет контролировали всю организованную преступность и даже создали свои "триады".

Сейчас в Шанхае никого не осталось, да и в Харбине больше "челноков", чем местных русских. Если в Синцзяне и Тибете меня в основном принимали за пакистанца, в Юннани - за японца (!), а в остальных районах - за англичанина, то здесь только и слышишь вслед "сули!" ("русский"), причем со змеиным шипением в букве "с".

В 1946 г, когда Сталин продал коммунистов и сдал Маньчжурию Чану Кайши, в городе построили мощную систему бомбоубежищ на случай прихода Советской Армии. Убежища пригодились во время культурной революции, когда разные фракции хунвэйбинов устраивали здесь разборки с использованием авиации.

Началось все с того, что члены ЦК КПК Ли Шаочи и Дэн Сяопин после "большого скачка" стали в 1965 г проводить политику типа НЭПа. Землю, в частности, снова раздали (правда, не крестьянам, а деревенским общинам), разрешили рыночную торговлю и т. д. Ли и Дэн создали новую, более эффективную бюрократическую систему, профсоюзы, комсомол и другие организации, на которые Мао не имел почти никакого влияния. Но в руках старой сволочи оставалась армия.

На пленуме 1966 г Мао заявил, что "подлые ревизионисты утратили революционный дух и влекут страну по пути капитализма в темное прошлое". "Культурная революция" началась борьбой с "ревизионистами". Профсоюзы были запрещены, тысячи молодых чиновников отправились на "перевоспитание в отдаленные провинции". Дэн был объявлен капиталистическим прихвостнем, а многие его сторонники исчезли навсегда.

Вторым этапом культурной революции стала борьба с "остатками темного прошлого".

Мао объявил о поддержке "красных гвардейцев" - хунвэйбинов. В 1967 г ему пришлось прибегнуть к помощи армии, чтобы ликвидировать их банды, которые к тому времени пользовались артиллерией, а в Харбине и Чэнду даже самолетами.

Культурная революция проводилась по тому же плану, что и уничтожение древних книг Чин Шихуаном за 2000 лет до того: "Император повелел уничтожить все, что содержало мысли, не совпадавшие с его мыслями". Уничтожению подлежало также всякое "классово чуждое" искусство. Были закрыты даже библиотеки и киностудии. В стране осталась одна опера "Революция в развитии" Ян Чинга, а по радио крутили музыкальные шлягеры типа "Нац. меньшинство чжуан любит Председателя Мао пылкою любовью". Культ личности Мао был даже хуже сталинского: этот жестокий параноик остался почти единственным поэтом и самым читаемым в мире писателем (тиражи "цитатников" до сих пор не превзошла даже библия). Особенно пострадала древняя архитектура. Наследником Мао был объявлен Лин Бяо - настоящий психопат, Суслов и Берия в одном лице. Но при коммунистах не соскучишься: в 1972 г было объявлено, что Лин погиб в авиакатастрофе, когда летел в СССР с целью организации мятежа против Мао. Что тогда произошло на самом деле, никто не знает до сих пор.

К счастью, здоровье Мао быстро слабело, и власть постепенно переходила к Чжоу Энлаю, более умеренному политику. С 1969 г он потихоньку начал налаживать контакты с Западом, несмотря на бойкот со стороны США. К 1972 г США сняли блокаду и признали китайское правительство (в это время в лагерях сидело не менее 50 миллионов человек). В 1973 году, ко всеобщему изумлению, вернулся из небытия Дэн Сяопин, и вновь началась борьба между "радикалами" и "прагматиками"

(на этот раз "команда Мао" оказалась по другую сторону баррикад). В 1976 г Чжоу умер, и Мао не присутствовал на похоронах. "Радикалы" во главе с женой Мао Чжиан Чин вскоре победили, и Дэн снова исчез - а политики в Китае обычно исчезают навсегда. Казалось, Китай навеки погрузился в коммунистический мрак.

Еще через четыре часа кукурузные поля, тянущиеся от самой Янцзы, наконец кончаются, и за нефтяным полем Дачин поезд въезжает на стокилометровую насыпь, пересекающую Сунляо - тростниковое болото площадью 20 000 км2. Его немногочисленные жители обитают в феноменально убогих поселках и хуторах.

Особенно, наверное, здорово бывает в этих едва торчащих из воды землянках с соломенными крышами зимой, когда сибирские морозы сочетаются с монгольскими ветрами, и лед сковывает болота до самого дна. А сейчас ничего: среди золотых тростников греются в солнечных лучах огромные стаи гусей, уток, лысух, серых журавлей, чомг и плавунчиков, кое-где виднеются цапли и японские журавли. Даже столица болотного края - Цицикар (Чичихари) выглядит не так уж плохо, несмотря на привычное сочетание бараков с ультрасовременными монстрами в стиле "райком тори с супермаркетом в первом этаже".

Маньчжуры, в отличие от китайцев, бывают довольно высокими, поэтому на меня здесь реагируют гораздо спокойнее, чем на юге. Многие молодые ребята изучают русский.

В 35 км от Чичихари, в самом сердце болот, расположен заповедник Жалонг (или Чжалун), очень мокрое место. Живет здесь народ хежень, родственный нанайцам.

Некоторые слова в их языке совпадают с удэйскими, поэтому я ужинаю гусиком (жалонгские хежень весь год питаются дичью, которую добывают на осеннем и весеннем пролете - рыбы в болотах мало). Вечером катаюсь на плоскодонке по крепям, разглядывая в лунном свете ондатр, болотных сов, гусей и журавлей.

30.09. 45Y. Утром озера покрыты тонким ледком, и дует зверский северо-западный ветер. В результате я наблюдаю картину, способную свести с ума любого орнитолога: тысячи серых журавлей, уток и куликов, сотни журавлей-красавок, десятки гусей-сухоносов и японских журавлей, запоздавшие стерхи, черные и дальневосточные аисты стая за стаей поднимаются в воздух и улетают на юго-восток. Когда над головой на бреющем полете проходит десяток белых или полсотни японских журавлей, это просто здорово. К обеду остаются только черные журавли, лебеди и те, кто не прилетел с севера, а гнездится в заповеднике: