Глеб Горышин - Глядя в глаза Ладоге

В Ленинграде возглавил отделение ассоциации «Мир и экология», при Комитете защиты мира, в котором председателем поэт Михаил Дудин. Ледии с Дудиным познакомились на полярной зимовке.

На том заседании в Доме дружбы представитель Гипробума докладывал экологической общественности проект рекультивации Дроздова озера, выполненный по заказу Минлеспрома. Главные пункты проекта состояли в том, чтобы верхние слои Дроздова сбросить в Щучий, оставшееся в котловине засыпать торфом, посеять траву. Проект был сходу отвергнут «зелеными» — единогласно. С впечатляющими данными в руках экологи доказали, что добавка в Ладогу массы токсических веществ приведет… ну да, к непредсказуемым последствиям. Ладога и без того тяжело больна. Тем более это недопустимо вблизи водозабора Приозерска… да и Ленинграда. Небезопасным в экологическом отношении посчитали и оставление в почве на дне котловины токсикантов; со временем их отравляющие свойства вкупе ужесточаются…

Предложили провести конкурс на рекультивацию Дроздова озера на принципиально иной основе: озеро изолировать от Ладоги, содержимое выкачать и утилизировать. В Финляндии из отходов целлюлозно–бумажной промышленности изготавливают массу, пригодную для покрытия дорог.

Представитель Гипробума ушел с того заседания неубежденный, обиженный, с решимостью стоять на своем. Однако наложенное на проект — экологической общественностью — вето вступило в силу. Впоследствии проект обсудили на исполкоме Приозерского горсовета, опять–таки зарубили его, официально, записали в решении. Это было летом…

В ненастный предосенний день мы с Сергеем Цветковым, Петром Кожевниковым стояли над канавой, только что вырытой в полном соответствии с тем самым проектом Гипробума, по заказу Минлеспрома. Рыть до Дроздова озера оставалось всего ничего, дорогу перерыть, еще самую малость — и Дроздова озера поминай как звали, схлынет в Ладогу. Так мы стояли над канавой, чесали в затылках. Завязывался детективный сюжет со многими неизвестными: кто рыл? кто распорядился? что за этим стоит? Забегая вперед, скажу, что ответа в тот день мы так и не доискались, хотя искали рьяно: мои молодые сотоварищи в своей экологической деятельности наработали навыки, прыть, нюх детективов.

Первый, к кому мы обратились с нашим недоумением, оказался на месте — главный инженер стройтреста, осуществляющего комплекс работ на побережье у Приозерска, Анатолий Иосифович Гонтарь. Он открестился от нас, как от нечистой силы, сказал, что сегодня из отпуска, ни о какой канаве знать не знает. Да и вообще, что такое канава? Не там вырыли, завтра зароем, на два часа работы.

Тут как раз трестовская не то летучка, не то планерка. Говоренное на ней Цветков с Кожевниковым записали на пленку. После, дома, мы послушали запись — говорили кто во что горазд, ускользала главная нить разговора, о чем идет речь. Что было явным, так это заведомая неприязнь строителей природоохранных сооружений, то есть экологов по роду действия, к экологам умствующим, со стороны. Как будто не об одном печемся: о здоровье Ладоги, о. нас же самих, здесь живущих. «Вы нас в эту историю не впутывайте», — сказало одно из ответственных лиц. Космически далеко еще нам до «биосферной этики»!

…Первый секретарь Приозерского горкома КПСС Владимир Александрович Кармановский стоял на крыльце горкома, моложавый, стройный, подтянутый, красивый, синеглазый, простоволосый, безукоризненно чисто одетый по моде своего ранга. Мы к нему шли гуськом, понурясъ, он ждал нас, внутренне готовясь к неприятному для него разговору. Выслушал, пыхнул сигаретой, окутался дымом, сощурился в полуулыбке.

— Где вы были, ребята, в тяжелые для нас времена, когда завод закрывали? После драки легко кулаками размахивать. Идемте ко мне в кабинет.

О канаве первому не докладывали. Пригласил второго, Александра Васильевича Брежнева, тоже молодого, в очках, крайне настороженного. В самый пик приозерской сшибки Брежнев занял правильную позицию, проявил твердость (Кармановский пришел в горком позже); о канаве он тоже не знал. Приехавший вместе с нами фотокорреспондент щелкал блицем, поставленный на стол магнитофон подмигивал. Секретари нервничали: еще не привыкли к таким наскокам общественности — в безопасных стенах родного горкома.

К Юрию Сергеевичу Ланину я зашел один. Он знал про канаву, однако не выказал какого–либо беспокойства. Может быть, устал человек от уготованной ему роли защитника Ладоги № 1 или знал что–то, чего мы не знали. Он сказал, что если какую–то толику из Дроздова сбросят в Щучий, едва ли что изменится, при фильтрующей дамбе и очистных сооружениях, которые вот–вот введут в строй. А канава — что же? Скорее всего, экскаваторщику дали объем работ, он его выполнил… не в том месте. Нарыли — зароют.

Председатель Приозорского горисполкома Виталий Максимович Степанько был занят на сеансе прямой связи с трудящимися. Мы дождались его, объяснили, в чем дело. Он тотчас подхватился ехать — тоже про канаву не знал. Приехали па ту самую перемычку, еще постояли над канавой… Как–то и говорить было не о чем. Прошелестело кем–то оброненное слово «провокация». Чья? Против кого? Будто в происходящем никто, не взирая на должность, не волен был распорядиться, взять на себя верховенство, твердо решить, что станется завтра с этим озером, этим городом, этим заводом. Местное начальство за что–то отвечало, что–то предпринимало, разумеется, во благо города, горожан. Однако верховодила более сильная рука. Известно чья — Минлеспрома, заказчика, того, кто платит.

Завод при городе или город при заводе? Этот вопрос вопросов нашего социального — и экологического — благоустройства вставал со всей остротой на XIX партконференции, г ним прежде всего обратились трудящиеся Красноярского края к М. С. Горбачеву, во время его поездки туда…

Стоя у края канавы с поникшей головою, председатель Приозорского горисполкома произнес примерно такой монолог:

— Целлюлозный завод закрыли, перепрофилировали производство на мебельное, по многие у нас ведут себя так, как будто ничего не изменилось, пойдет, как шло, а это временное… Кстати, и новое производство не так безобидно для окружающей среды, как принято считать… Все, что строится здесь — на счет Минлеспрома, им финансируется, оттуда и направляется. У нас нет экономических рычагов — сколько–нибудь эффективно контролировать, нет прав. Вот разве частичные санкции через санэпидстанцию…

В обширной публицистике на эту тему с наибольшим, на мой взгляд, здравомыслием высказался Василий Олюнин в статье «Условия нашего роста» («Знамя», № 7, 1988): «Социализм действительно более подходящ для централизованного управления экономикой, и оно совершенно необходимо, тут и вопроса нет. Но централизм удобнее обеспечить не тотальным директивным планированием, а иначе — косвенными, по преимуществу экономическими приемами. Их широко используют в мире. Приведу пример.