Василий Елисеев - По джунглям Конго (Записки геолога)

Чем дальше удаляемся от Пуэнт-Нуара в северо-восточном направлении, тем чаще в саванне встречаются деревья; постепенно она сменяется лесосаваннои, а на расстоянии около 60 километров от города нас плотной стеной окружают джунгли гор Майомбе. Дорога, сильно петляя, то круто спускается, то поднимается. Приходится часто сигналить, чтобы не столкнуться со встречной машиной. От недавних дождей дорога раскисла, машину заносит, ветки деревьев бьют по лобовому стеклу, рвут брезент.

Перевалив через горы, ширина которых достигает 50 километров, въезжаем на необозримые просторы саванны со слабо расчлененным рельефом. Это — впадина рек Ниари и Ньянга шириной до 140 километров, подковообразной формы; в западной части простирается на северо-запад, а в восточной — на северо-восток. Она сложена, как и горы Майомбе, очень древними протерозойскими породами — известняками, доломитами, песчаниками, аргиллитами и конгломератами. Рельеф — грядово-холмистый. Гряды и холмы возвышаются над окружающей равниной на 20–40 метров.

Газик, попав на хорошую дорогу, неожиданно перестал оглушительно реветь и с легкостью антилопы понесся на восток, оставляя за собой столб пыли. Справа от дороги, точно сказочный страж, стоит великан-баобаб де Бразза. Огромнейший полый ствол его испещрен надписями, самые ранние из которых относятся к 1887 году. Голый, без листьев и плодов, он оправдывает свое название дерева, растущего корнями вверх. Сбросив листья, с поверхности которых испаряется много влаги, он приготовился к длительной засухе. Теперь толстая кора баобаба спасет от испарения обильную влагу, скопившуюся в его древесине.

В дождливый сезон зеленая крона баобабов провисает под тяжестью плодов. Плоды баобаба имеют кисловато-освежающий вкус. Их очень любят обезьяны, поэтому баобаб называют «хлебным деревом обезьян». А древесина баобаба, богатая кальцием, — лакомство слонов. Иногда они так увлекаются долблением дерева, что оно падает и погребает их под собой.

У селения Лудима нам путь преградила река Ниари. Это одна из наиболее крупных рек Народной Республики Конго, целиком протекающая в ее пределах. Она тянется на 800 километров и называется в нижней части Квилу, в средней — Ниари и в верхней — Ндуо. Переправляемся через нее на пароме и держим путь на Мосенджо — центр префектуры (области) Ньянга-Луессе.

На другой день к вечеру прибыли в Мосенджо, окрестности которого нам предстояло обследовать. Нас поселили в заезжий дом при жандармерии.

В Мосенджо и его окрестностях много масличных пальм. Масличная пальма кроме масла, получаемого из внешней оболочки плода и ядра, дает сладкий сок, из которого конголезцы приготовляют вкусное кисловато-сладкое вино. С помощью деревянного обруча мужчина забирается под крону пальмы, надрезает соцветия и подвешивает бутыль, в которую стекает сок. Когда она наполнится, ее заменяют другой. Соку надо постоять несколько дней, и вино готово.

Как-то вечером, обрабатывая образцы горных пород, я выглянул в окно и увидел необычную для наших мест картину. Под кронами акаций сидели малыши-школьники и готовили уроки. У них не было ни столов, ни стульев. Они сидели прямо на земле, на дощечке или на циновке, а перед ними стояли скамеечки с тетрадями.

В конце мая 1966 года обследование окрестностей Мосенджо было закончено. Но ни один алмаз не попался. Это нас не огорчило. Нас ждали другие места, где мы надеялись найти алмазы. Теперь нам предстояло направиться на ручей Бикелеле, вглубь джунглей. Мы знали, что в этом ручье имеются алмазы, поэтому хотелось поскорее до них добраться. К ручью Бикелеле вела тропа от деревни Мосана, что в 45 километрах от Мосенджо. Сколько километров от деревни Мосана до ручья — никто не знал. Говорили, что очень далеко.

Ранним утром 1 июня едем в деревню Мосана с визитом вежливости к шефу кантона[4]. Около хижины нас встретил совсем дряхлый, высохший старик. После вручения ему подарков он любезно разрешил нам идти на ручей Бикелеле.

2 июня во второй половине дня начался поход. Было поздновато трогаться в путь, но нам хотелось побыстрее добраться до алмазоносного ручья. Мои мысли целиком были поглощены алмазами. Рабочие, взвалив груз на головы, шагают по тропе. С ними идут их жены и дети; те, которые постарше, — сами, малышей матери несут либо за спиной, поддерживая куском материи, обмотанной вокруг талии, либо на шее, когда за спиной висит корзина со скарбом. Начальник нашего геологического отряда по поискам алмазов, или шеф, как называют его рабочие на французский манер, Габриель Нгуака и топограф Гома Бернар шагают позади; мы, трое из Советского Союза, — геологи Павлин Потапов, я и наш переводчик Вячеслав Зверев — в середине. Шеф отряда Габриель Нгуака ведает финансами, снабжением, нанимает и увольняет рабочих. Он учился во Франции и в Западной Германии, хорошо владеет французским языком, говорит по-немецки. Габриель родом из расположенной неподалеку отсюда деревни Киселе. Он — представитель народности батеке, ему 24 года, а его очаровательной жене Жанне — шестнадцать.

В этом месте позволю себе сделать небольшое отступление. Когда я собирался ехать в Африку, то моему воображению представлялись вожди племени в красочном одеянии, вооруженные копьями… И я несколько был разочарован тем, что вождей не увидел и даже ни разу не услышал слова «вождь». На каждом шагу слышались слова «шеф» или «патрон», с которыми рабочие обращались к Габриелю. Как-то грустно было слышать эти казенные слова, навязанные конголезцам колонизаторами.

Деревня Мосана осталась позади. Мы вступили в таинственный мир джунглей. Кто не мечтал и не мечтает побывать в нем? Первое впечатление от джунглей — это «хаос» в природе. Почти непроходимая стена из деревьев, кустарников, трав и бамбуков, перевитых травянистыми и одеревеневшими лианами разной толщины и длины. Какая-то невероятная растительная путаница! Лианы цепляются за голову, руки и ноги, как щупальца спрута. Кое-где деревья даже над тропой так смыкаются, что мы идем, словно по узкому туннелю. Продвигаемся медленно. Приходится пробивать плотную пелену паутины, по которой бегают гигантские пауки; она застилает глаза, а лица и куртки становятся от нее белыми. На заболоченных участках, вымощенных тонкими и скользкими от грязи жердями, мы идем еще медленнее. Чтобы не очутиться в черной жиже, приходится осторожно пробираться, опираясь на длинную палку. В этот день я два раза рисковал окунуться в черное месиво, но чудом удерживался, балансируя руками, как заправский канатоходец.

За мной по бревнышкам идет молодая женщина-конголезка с большой корзиной за плечами (я поднимал потом корзину — в ней было не менее 40 килограммов груза) и ребенком на шее. Она идет уверенно, я бы сказал, горделиво, плавно ступая босыми ногами. Нельзя не залюбоваться ею. «Зачем идут женщины и их дети на несколько недель, перенося большие лишения в пути?» — задавал я себе вопрос и не находил ответа. Их мужья отвечали так: «Мы будем работать, а они будут готовить нам пищу».