Дмитрий Якушкин - Парижские истории

Мне жаль, что не будет больше желтых передних фар — по ним всегда можно было определить, что машина из Франции. Раз нет фар, то уже не увидеть ночью впечатляющую картину: поток автомобильных желтых огней, спускающихся от Триумфальной арки. И номера на машинах другие, теперь они стандартизированы согласно европейским требованиям, а раньше по форме, цвету, шрифтам можно было сразу определить, из какой страны машина.

Изменилась мелодия сирен у полиции и «скорой помощи», у них был свой характерный звук, который напомнит фильмы с участием Фантомаса. Я еще застал время, когда на некоторых маршрутах ходили автобусы с открытыми задними площадками. Стоя на такой площадке, Анук Эме из «Мужчины и женщины» пересекает Елисейские Поля. В это время герой Трентиньяна участвует в автомобильных гонках.

Остро чувствуешь малейшие перемены в метро — изменение запахов под землей, исчезновение электронных карт-схем линий, которые высвечивали оптимальный маршрут после нажатия кнопки с названием нужной станции (по-видимому, к ним перестали выпускать запасные детали).

Или кафе. В городе по-прежнему их очень много, но внимательный глаз отметит, что стало больше таких, которые по стилю подходят Нью-Йорку или Копенгагену и не несут отпечатка парижской исключительности. При этом некоторые потери происходят буквально на глазах: на углу бульваров Сен-Жермен и Сен-Мишель закрылось большое кафе, которое фигурировало на заднем плане многих черно-белых фотографий, сделанных во время событий 1968-го года и строительства на бульваре баррикад. Теперь это сетевая пиццерия.

Преобразилась Пигаль, которая для нескольких поколений командированных являлась именем нарицательным. На бульваре Клиши запретили парковку автобусов, из которых выгружались туристы, чтобы подняться на Монмартр, а заодно посмотреть и на распутство. Теперь это скорее остатки распутства. Оно не растворилось внезапно за ночь, а делит территорию с племенем молодым и незнакомым, добавляя прелести магазинам биопродуктов, мастерским, старым кафе, отреставрированным с сохранением прежнего интерьера и взятым в управление поколением, которое со здоровым юмором относится к соседству с пип-шоу.

Или пройдемся по одной из самых жизнерадостных улиц города — рю дю Фобур-Сен-Дени. По существу это маленькая Турция. Но стоит только закрыться здесь какой-нибудь типичной восточной лавке, как ее место мгновенно занимает совершенный «инопланетянин» в виде модного бара, вечером и в обед битком заполненного молодыми людьми, при том что в округе нет ни университетов, ни школ.

Социологическая, национальная среда отдельных кварталов размывается на глазах, тем удивительнее, что в городе до сих пор еще можно обнаруживать следы присутствия профессиональных сообществ, например, выходцев из департаментов в центре страны — Оверни, которые когда-то держали большинство ресторанов в городе. Некоторые потомки тех, кто перебрался в Париж более ста лет назад, до сих пор передают бизнес по наследству, сохраняя семейственность, выпускают даже газету, объединяющую общину.

Отступая от темы сравнений «что было и что осталось», хочется сказать, что повседневная жизнь состояла из незначительных жестов, которые было приятно брать на вооружение. Купить сразу карнэ. Выпить кофе у стойки. Рассчитать, сколько монет оставить официанту. Вступить в диалог с аптекарем, которые во Франции, кажется, обладают знаниями на уровне хорошего врача. Попросить эклер с кофейным кремом в булочной и смотреть, как его тщательно заворачивают, не жалея тонкой бумаги, словно подарок для торжественного случая, хотя это всего лишь небольшое пирожное, которое ты намерен тут же съесть, выйдя на улицу. В той же булочной прислушиваться к тому, как люди, дождавшись своей очереди и подойдя к прилавку, просят продавщицу выбрать им багет именно определенной румяности. Ухо привыкало слышать реплики, которые укрепляли чувство стабильности в жизни и веру в неизменность «институтов». Как, например, тот момент в гостинице любого уровня, когда к вам обращались с вопросом: «Qu’est-ce que vous prenez au petit déjeuner?» («Что вы будете на завтрак?»).

В парижских кинотеатрах работали специальные служительницы, которые встречали вас у входа в зал и провожали до места. Им надо было подчиниться. Если же сеанс уже начался, то они освещали проход вниз по ступенькам в зале фонариками — за эту услугу им полагалось дать несколько франков.

Статус самих кинотеатров понизился, они потихоньку вымирают. Например, уже несколько лет как не существует «Триумф» на Елисейских Полях, в котором больше десяти лет подряд шла легендарная «Эммануэль». Василий Аксенов замечательно описывает такую парижскую сцену: «Между тем наступал волшебный парижский час: ранний вечер, солнце в мансардных этажах и загорающиеся внизу, в сумерках витрины, полуоткрытый рот Сильвии Кристель над разноязыкой толпой, бодро вышагивающей по наэлектризованным елисейским плитам».

Наверное, «аксеновский» электрический заряд отчасти ушел в землю; с главной улицей — свои проблемы. В 1990-е горячо дебатировался вопрос, надо ли разрешать открывать на Елисейских Полях американский фастфуд, сейчас спор на эту тему устарел. С пеной у рта протестовали против Макдоналдса, зато тихо-тихо получили «Старбакс» на верхушке Монмартра или рядом с площадью Одеон, где никогда не было недостатка в местах, чтобы попить кофе. При этом встречал в британских газетах письма англичан, протестующих против сетей: как здорово, что во Франции нет сетевых кофеен.

С Полей ушел парижский шик в хорошем смысле слова, а пришла в основном такая коммерция, у которой понятие родины срезано с этикетки. Прочел где-то, что весь центр города все больше и больше напоминает ряды магазинов дьюти-фри в аэропортах. Кстати, с самой «красивой улицы мира» исчезла эмблема Аэрофлота. Место для нее было стратегическим. Думалось, что, несмотря на смену строя в Москве, она, вместе с мозаичным портретом Ленина работы Леже, выставленным внутри, вписана в пейзаж навечно. Сейчас в бывшем офисе нашего национального перевозчика торгуют одеждой и обувью фирмы «Aigle». На Полях по-настоящему приятно только ранним утром.

Многие города обречены пройти испытание сравнением: что из того, что было вчера, осталось сегодня? В случае с относительно благополучным Парижем этот вопрос, возможно, звучит больнее, чем где-либо. Хотелось бы, чтобы было как раньше, но вот какой именно период понимать под этим словом?

«Париж обладает красотой, которая меня временами тревожит, я чувствую ее хрупкость, ощущаю, что она под угрозой», — пишет Жюльен Грин. Американо-французский писатель, скончавшийся в 1998 году, относится к тем парижанам, которые, несмотря на казалось бы устоявшуюся в сознании городскую панораму, до сих пор не приемлют Эйфелеву башню, не в восторге он и от труб Центра Помпиду. Но это известные объекты для споров.