Антонио Арлетти - Трампеадор

Хотя Франческо не прочь был оставить меня наедине с гостем и потом насладиться зрелищем моего постыдного бегства, он принял мою сторону. Взывая к гуманности, он предложил гостю в обмен на шкурку пуловер, две пары трусов, носки, несколько метров проволоки, пачку сахару, иголку и катушку ниток, но только не мои штаны. Однако гость настаивал.

Мы объяснили ему, что шкурка от сырости пришла в негодность и не стоит и одного песо.

И это не помогло! Тогда мы добавили к нашим дарам пакетик мате и несколько рыболовных крючков.

При виде крючков чилиец явно оживился. После этого мы извлекли из наших запасов еще три крючка.

Только теперь гость уступил; он уложил весь наш товар, не забыв упрятать в него и шкурку, которую хотел продать.

Я отвез его обратно, и не успел он сойти на берег, как уже начал что-то бессвязно бормотать.

Итак, наша дипломатия восторжествовала. Переговоры, грозившие вылиться в грубую ссору или даже в полную драматизма схватку, закончились вполне мирно. Мои штаны были спасены!

Едва я вернулся, мы поспешно сняли палатку и тронулись в путь. Нас бросало в дрожь при одной мысли, что придется провести еще одну ночь рядом с безумным чилийцем. Мы подплыли к берегу и пошли попрощаться с нашим новым знакомым. Когда он увидел, что мы собираемся отплывать, его глаза радостно блеснули. Наконец-то он опять останется один!

Наш приезд заставил чилийца заняться земными делами, приводившими его в полнейшую растерянность.

Он жил в сверхъестественном, метафизическом мире, и доступ в него глупым земным треволнениям был наглухо закрыт.

Когда мы протянули ему еще несколько подарков, он даже не подумал поблагодарить нас.

Прощаясь, Франческо сказал: — До новой встречи.

— Лучше не вспоминать о встрече,— ответил чилиец.

— Почему? — полюбопытствовали мы.

— Этой ночью я вычитал у звезд, что оба вы больше не вернетесь в Чокон.

— С нами что-нибудь случится? — спросил Франческо.

— Нет,— ответил чилиец.— Но больше вы сюда не заглянете.

— Непременно вернемся. По крайней мере я,— сказал Франческо.

Мы попрощались с хозяином ранчо и направили каноэ вниз по течению. И тут безумный чилиец помчался за нами по берегу.

— Если вернетесь,— кричал он,— если вернетесь, то не забудьте привезти мне новые штаны!

Причалив у скал, где, по рассказам, было индейское кладбище, мы почти целый день взбирались по отлогим склонам, но никакого кладбища так и не обнаружили.

Каменная терраса наверху — этот своеобразный гигантский храм — и дикая окрестная природа наверняка могли навести индейцев на мысль отправлять здесь свои обряды, но только не похоронный.

Картина, которая открывалась с каменной террасы, была столь прекрасной, что они вряд ли захотели бы омрачать эту красоту присутствием зловещей гостьи — смерти... Возможно, изредка индейцы шутки ради и бросали в реку своих пленников, но обычно они предпочитали обращать их в рабов, особенно женщин (при этом они время от времени срезали пленным рабыням кожу со ступней, чтобы те не могли убежать далеко).

Скалы эти столь удивительны и необъятны, что могли породить не одну легенду.

После наших неудачных археологических поисков мы с новым рвением занялись охотой. Не следует забывать, что прежде всего мы были охотниками, какого бы мнения на этот счет я лично ни придерживался.

Мы приближались к Неукену, столице одноименной провинции, расположенной на левом берегу реки Лимая. Миновав этот городок, мы уже не сможем больше охотиться. Поэтому мы старались не терять сейчас ни единого часа. Целыми днями светило солнце, стирая малейшие следы сырости, проникавшей ночью в нашу несовершенную палатку.

Теперь нутрии встречались все реже и реже, потому что в эти края на лошадях или пешком добирается немало охотников. Зато нам часто попадались дикие кошки, очень похожие на детенышей леопарда.

А уж птиц здесь было просто не счесть!

Ложе реки стало очень широким и нередко разветвлялось на три-четыре рукава, огибавших огромные песчаные отмели, а сама река замедлила свой бег по совсем невысокому плоскогорью.

Климат здесь довольно мягкий, и все это привлекает сюда несметные птичьи стаи. На едва выступавших из воды отмелях отдыхали в близком соседстве фламинго[46], цапли, дрофы, серые цапли, лебеди, дикие утки, аисты, вдоль берега в ритме бегуна на средние дистанции шагал страус нанду. Обилие птиц, чьи перья весьма интересовали Франческо, привело к тому, что у нас накопился избыток мяса для приманок.

Дикая кошка хотя и невелика, но очень прожорлива; одурев от запаха свежей крови, она буквально сама кидалась в капкан.

Река текла сейчас неторопливо, плавно скользя по гладко отполированному ложу; ее воды были чистыми и прозрачными, как муранский хрусталь[47]. Никаких тебе водопадов и стремнин, лишь мирное плавание по радостно сверкающей красками водной глади.

Дно рек в северных районах Патагонии неровное и сложено из твердых пород. Путешествовать по таким рекам, конечно, опаснее, чем по тропическим.

К тому же северные реки не столь живописны и богаты растительностью. Но у них есть свои достоинства и преимущества. Отсутствие мошкары, свежий воздух, чистейшая вода, которую не нужно ни кипятить, ни фильтровать. А воды реки Лимая, казалось, текли из специального отстойника в Кордильерах. Даже у рыб здесь свой особый запах. Мы забрались в самое сердце Патагонской месеты, в которой река веками рыла глубокое ложе. Со временем она образовала широкую долину, ограниченную с двух сторон на редкость крутыми склонами, напоминавшими северные каньоны. Днем и ночью точит их и полирует неутомимая река. Нередко, чтобы попасть на плато и поставить капканы, нам приходилось превращаться на время в альпинистов. Но чаще мы ставили капканы в долине, где богаче растительность и зверям легче добыть еду. Обилию зверей и птиц в этой долине могут позавидовать многие заповедники.

Переход от долины к плато обозначен так же четко, как переход от оазиса к пустыне.

Приветливая, полная жизни, радующая своими красками долина, высокие растения, вечнозеленый кустарник, густая трава.

Однообразное, печальное, наводящее тоску плато, галька, песчаные дюны, чахлые кусты, кактусы.

Обычно мы не приставали к правому берегу; здесь и долина, и плоскогорье бедны растительностью. Надменная и гордая в своей суровой красоте, протянулась тут на сотни километров к югу желтая пустыня.

На живописном левом берегу, по нашим сведениям, параллельно реке проходит, хотя и не всюду, проезжая дорога к Андам. Нам попадались огромные стада овец, которые сами, без пастухов, бродили по долине в поисках пастбищ. Раз или два в году их пригоняют в поместья и там стригут.