Михаил Скороходов - Путешествие на "Щелье"

На ровной площадке мыса расстилаются сплошные ковры ярко–зеленых трав, горят едва ли не всеми красками цветы, пылает розовое пламя кипрейника.

А над великолепием красок короткого, но бурного арктического лета–сказочно–прекрасное здание, рубленное из потемневших от времени мощных бревен…

Раскопки обнаружили остатки, или, вернее, отбросы мастерской костореза. Их обилие свидетельствует о массовых масштабах производства костяных изделий. Особую радость доставила нам украшенная тончайшей резьбой шахматная фигура — она сходна с теми, что представлены в коллекции с острова Фаддея и залива Симса, из Мангазеи. Нашлись также типично ламутские и юкагирские каменные скребки для выделки шкур, тяжелые медные монеты, крупные стеклянные бусы, белые и голубые–тот самый «одекуй», о бойкой торговле которым с племенами тайги и тундры сообщали в своих «отписках» служилые люди…

Да, история Зашиверска интересна, хотя до Мангазеи ему, конечно, далеко. А Новая Мангазея может затмить оба эти города своими археологическими богатствами.

Некоторые свои находки, не имеющие научной ценности, я с разрешения Белова оставил у себя на память о Мангазее. Позднее часть этих сувениров, в том числе две монеты, серебряную и медную, я передал Казанскому государственному музею, учитывая древние торговые связи Булгар и Казани с районами Крайнего Севера.

Студенты сказали мне, что они своими силами изготовят для всех участников экспедиции (ее состав ежегодно менялся, всего в раскопках участвовало более тридцати человек) значки с изображением коча и памятные медные медали, на которых будет изображен мангазейс–кий герб–северный олень в кругу с надписью: «Русского государства Сибирской земли град Мангазея».

Пора, пожалуй, рассказать еще об одной удивительной находке: летом 1969 года ненецкий мальчик на берегу полуострова Ямал обнаружил бутылку с запиской со «Ще–льи»! Мы с Буториным узнали об этом из письма директора Ямальской средней школы–интерната, которое он прислал в редакцию «Правды Севера». Вот это письмо:

«Уважаемые товарищи Буторин и Скороходов! Вашу записку, которую вы бросили в Байдарацкой губе, нашел ученик нашей школы–интерната Леня Худи летом 1969 года в районе устья реки Юрибей, впадающей в Байдарацкую губу. Леня окончил пять классов, а летом отдыхал у родственников–оленеводов.

Если для вас что–либо представляет интерес, будем рады рассказать о себе. Будем очень благодарны, если вы пришлете свою книгу с автографом.

С искренним уважением директор Ямальской средней школы–интерната Н. Почекуев.

Село Яр — Сале Ямальского района Тюменской области».

К письму был приложен и текст нашей записки. От того места, где была брошена бутылка, до устья Юрибея более двухсот километров. Удивительно, что Нептун доставил наше послание именно мальчишке, словно подслушал мое желание. А вторую бутылку, по–видимому, он оставил себе на память.

Несколько слов о старушке «Щелье» и ее капитане. В навигацию 1968 года Дмитрий Андреевич вдвоем с радистом Феликсом Рыбченко прошли на «Щелье» от Диксона до порта Тикси и на попутном судне возвратились в Архангельск. Год спустя Буторин подарил карбас своим юным землякам, школьникам села Долгощелье. Он не раз говорил мне, что до конца жизни будет путешествовать по северным морям. Пожелаем ему попутных ветров! Я бы тоже согласился путешествовать просто так, если бы у меня была такая возможность. Плохо ли отправиться на рыбалку за три–четыре моря?

Как и ты, читатель, я сожалею, что наше путешествие в Мангазею не было украшено каким–нибудь жутким приключением. Если бы капитаном «Щельи» был не Буторин, а я, такие приключения следовали бы одно за другим, только описывать их потом было бы некому.

В 1970 году профессор Белов, прощаясь со мной, сказал, что раскопки продолжать не будет, в основном все ясно, и в Мангазею он, может быть, приедет когда–нибудь с внуками как турист. И вдруг летом 1973 года я узнал из газет, что раскопки возобновились! Я в это время подготавливал второе издание «Путешествия» (первое вышло в издательстве «Советская Россия» в 1972 году). И конечно обрадовался возможности узнать что–то новое о Мангазее.

Гидросамолет сделал несколько кругов над знакомым городищем и его окрестностями — лесотундра до горизонта, — приводнился плавно, как лебедь, и я в четвертый раз ступил на свой очарованный берег.

В этот день, 22‑го августа, раскопки были завершены, круглые полярные палатки разобраны и приготовлены к погрузке вместе с другим снаряжением и ящиками, полными «сокровищ». В лагере оставалась лишь палатка–кухня с большой самодельной печью и плитой. Семнадцать «мангазейцев» с нетерпением ждали теплоход «МО‑111», который должен был доставить их в Тазовский.

Михаил Иванович Белов, не медля ни минуты, повел меня к свежим раскопам.

Я думал, что летчики высадят меня по пути здесь, как десантника, и полетят дальше (гидросамолет направлялся в Красноселькуп), но они тоже решили побродить по мангазейским улицам.

Предугадывая мой вопрос, Белов на ходу объяснил:

_ Готовя монографию о Мангазее, я и мои соавторы пришли к выводу, что необходимо уточнить общую планировку города…

На спине его рабочей куртки — надпись «Мангазея‑4», на рукаве — изображение мангазейского герба.

— Помните, как выглядело это место в семидесятом году? — спросил Белов, подходя к раскопу.

Осматриваюсь — полуразрушенные плавильные печи, груды шлака, фундаменты построек… Северная часть посада.

— По–моему, здесь были деревья, кустарники. РастетМангазея!

— да, совершенно неожиданно мы раскопали здесь

еще один ремесленный центр. Оказывается, их было два. — Белов пошевелил ногой куски шлака. — А руда, как установили в институте геологии Арктики, — из Норильского месторождения.

Еще одна тайна златокипящей Мангазеи раскрыта.

На свежей земляной насыпи я заметил с десяток одинаковых белесых предметов величиной со спичечную коробку, спросил, что это такое.

— Куски бивня мамонта, заготовки. В этом доме жил мастер резьбы по кости. Готовые изделия мы, конечно, взяли в коллекцию, а эти необработанные куски нам ни к чему, можете взять, если хотите.

Взял несколько заготовок, летчики последовали моему примеру.

Еще один свежий раскоп. Знакомое место, но как оно изменилось… На этом участке я нашел «харалужный меч».

— Таможня?

— Да, в прошлый раз мы, оказывается, вскрыли лишь небольшую ее часть. Видите — это был комплекс из двух административных и четырех жилых построек…

На виду не только основание этого комплекса. От него на запад параллельно берегу Таза протянулась красивая мостовая к гостиному двору. Справа на этот «проспект» выходят четыре мостовые из переулков. Слева — еще две мостовые, соединяющие таможню с набережной. Эти магистрали сами по себе — великолепные сооружения: ровные бортовые доски кочей уложены на двухвенцовые клети, срубленные из бревен диаметром около метра.