Жюль Верн - Клодиус Бомбарнак

Напротив меня — мужчина лет тридцати двух — тридцати пяти, совсем иного типа. В нем нет ничего восточного: рыжая бородка, очень живой взгляд, нос как у гончей, рот, готовый заговорить в любую минуту, руки — обменяться с кем угодно дружеским рукопожатием; это человек высокий, стройный, широкоплечий, с могучим торсом. Уже по одному тому, как он расположился, поставил саквояж и расстегнул клетчатую шотландскую куртку, я узнал англосаксонского «travellera»,[10] привыкшего к продолжительным путешествиям и проводящего больше времени в поезде или в каюте парохода, нежели в своем собственном комфортабельном «home»,[11] если предположить, что таковой у него имеется. Должно быть, он разъезжает по торговым делам. Я с любопытством наблюдаю, как он выставляет напоказ целую витрину драгоценностей: перстни на пальцах, булавку в галстуке, запонки с искусно вделанными в них фотографическими видами городов, часовую цепь на жилете с бряцающими на ней брелоками. Хотя у него нет ни серег в ушах, ни кольца в носу, я не удивлюсь, если он окажется американцем, больше того, настоящим янки.

Вот мне и не придется сидеть сложа руки. Разве не долг репортера, которому необходимо получить очередное интервью, прежде всего разузнать, кто его попутчики, откуда и куда они едут? Итак, начну с моего соседа по купе. Полагаю, что это будет совсем не трудно. Он не собирается ни спать, ни заниматься созерцанием ландшафта, освещенного лучами заходящего солнца. Если я не ошибаюсь, он настолько же расположен мне отвечать, как я задавать ему вопросы, и наоборот.

Я готов уже приняться за дело… Но тут меня останавливает опасение. А что если этот американец — могу держать пари, что он американец, — окажется репортером, посланным каким-нибудь «World» или «New York Herald»[12] по пути следования Трансазиатского поезда? Это привело бы меня в ярость. Не хватало мне только соперника!

Я продолжаю колебаться. Спросить или не спросить? Скоро наступит ночь. Наконец, решившись, я собираюсь открыть рот, но сосед меня опережает.

— Вы француз? — спрашивает он на моем родном языке.

— Да, сэр, — отвечаю я по-английски.

Теперь-то мы найдем общий язык!

Лед был сломан, и с той и с другой стороны посыпались вопросы. Поневоле вспомнишь восточную поговорку: «Глупец за один час задаст больше вопросов, чем умный за год».

Но так как ни я, ни мой попутчик не выдаем себя за мудрецов, то мы можем болтать, сколько бог на душу положит, перемешивая идиомы[13] обоих наших языков.

— Wait a bit![14] — говорит мой американец.

Я подчеркиваю этот оборот, так как он будет часто повторяться.

— Wait a bit! Готов биться об заклад — один против десяти, что вы репортер!..

— И вы выиграете!.. Да… действительно репортер. Газета «XX век» поручила мне ознакомиться с новым маршрутом и подробно рассказать обо всех дорожных приключениях.

— Вы едете до Пекина?

— Да, до Пекина.

— Так же, как и я, — замечает янки.

Этого-то я и боялся.

— Мы коллеги? — спрашиваю я, настороженно сдвинув брови.

— Нет… Успокойтесь, сударь… Наши интересы не соприкасаются.

— Клодиус Бомбарнак из Бордо. Рад случаю путешествовать вместе с мистером…

— Фульк Эфринель из торгового дома «Стронг Бульбуль и K°» в Нью-Йорке, штат Нью-Йорк, США.

Он не забыл добавить — США.

Вот мы и представились друг другу. Я — охотник за новостями, а он — искатель… Но чего? Это мне и остается узнать.

Беседа продолжается. Фульк Эфринель, как легко догадаться, понемногу путешествовал везде и, по его словам, «даже дальше». Он знает обе Америки и почти всю Европу. Но в Азию он отправляется впервые. И он все говорит, все говорит, и повторяет свое неизменное «Wait a bit!». Не обладает ли Гудзон тем же свойством, что и Гаронна, поставляющая свету хорошо подвешенные языки?

Он болтал без умолку в течение двух часов. Мне едва удавалось различать названия станций, которые объявлялись на каждой остановке: Навтлуг, Поили и другие. А ведь я так хотел полюбоваться пейзажами при лунном свете и попутно кое-что записать в свою памятную книжку.

К счастью, мой собеседник уже проезжал по восточным провинциям Грузии. Он обращает мое внимание на особенности местного ландшафта, указывает селения, реки, проступающие где-то на горизонте силуэты гор. А я еле успеваю все это заметить. Противная вещь железная дорога! Едешь, прибываешь на место, ничего толком не увидев в пути.

— Разве это путешествие?! — восклицаю я. — То ли дело езда на почтовых, на тройке, в тарантасе, с забавными встречами на постоялых дворах, переменами лошадей, водкой, которую хлещут ямщики; а иногда… и с «благородными разбойниками», подстерегающими вас на пути! Впрочем, разбойников с большой дороги в наш век становится все меньше и меньше, и скоро они окончательно исчезнут.

— Господин Бомбарнак! — обращается ко мне Фульк Эфринель. — Неужели вы серьезно обо всем этом жалеете?

— Совершенно серьезно, — отвечаю я. — Вместе с преимуществами прямого рельсового пути, мы потеряли живописность наших прежних дорог, причудливо извилистых, образующих кривые и ломаные линии. И скажите на милость, господин Эфринель, разве вы не чувствуете никакого сожаления, читая о путешествиях по Закавказью, совершенных лет сорок назад? Увижу ли я хоть одну из деревень, населенных казаками, одновременно и воинами, и земледельцами? Смогу ли я полюбоваться кавказскими играми, которые приводили в восхищение всех туристов, особенно «джигитовкой», когда всадники, стоя на лошадях, без промаха мечут кинжалы и разряжают пистолеты; и те же джигиты составляют ваш эскорт, если вы путешествуете в обществе русского чиновника или офицера из «станицы».

— Не спорю, мы действительно теряем много интересного, — отвечает мой янки. — Но зато, благодаря этим железным лентам, которые в конце концов опояшут весь земной шар, как бочку с сидром или матерчатый мячик, мы за тринадцать дней преодолеем расстояние от Тифлиса до Пекина. Поэтому, если вы рассчитывали на приключения, искали развлечений…

— Разумеется, господин Эфринель!

— Иллюзии, господин Бомбарнак! Ни с вами, ни со мной ничего особенного не случится. Wait a bit! Я предрекаю вам самое монотонное, самое прозаическое, самое будничное и, наконец, самое скучное путешествие, плоское, как Каракумские степи, которые мы пересекаем в Туркестане, ровное, как пустыня Гоби, которую мы пересекаем в Китае.

— Поживем — увидим. Ведь я путешествую только для того, чтобы развлечь моих читателей…

— Я же путешествую только ради своих собственных дел, — заявляет янки.