Андре Моруа - Голландия

— Восхищаюсь вашей отвагой. Осушить море…

— Это было дерзкое по своим масштабам предприятие. Но у нашего народа огромный опыт в подобных делах. Борьба началась еще при фризах и батавах. В те времена методы осушения были самыми примитивными. Когда появились ветряные мельницы, а с ними мощные двигатели, откачка воды пошла быстрее. Удалось добраться до самого дна озера. А с изобретением паровых турбин человек стал намного сильнее воды. Несмотря на все это, идея осушения Зейдерзее могла бы показаться безрассудной. Никогда еще прямо в море не возводили дамбу длиной в тридцать километров. Помните, ведь у нас, в Голландии, нет своих материалов. В других странах дамбы строят из камня. Нам пришлось ввозить базальтовые блоки и лес из Швеции. Кроме того, по мере возведения дамбы, по мере того как сужался канал, оставленный для притока и оттока воды, напор волн становился все сильнее. В последний момент все сооружение едва не было унесено в море. Пришлось швырять в пробоину все, что оказалось под рукой. За несколько часов мы могли потерять результаты тридцатипятилетней работы! В еще не закрытом проеме плотины образовался водоворот глубиной в двадцать восемь метров; потоки низвергавшейся воды уносили все строительные материалы. Невероятное противостояние человека и Нептуна закончилась победой человека. Это произошло двадцать восьмого мая тысяча девятьсот тридцать второго года. Корабельные гудки тогда слились в победный гимн.

— А дело стоило такого риска?

— Да, да, и еще сто раз — да. Мы отвоевали двести двадцать тысяч гектаров суши, пригодной для земледелия. И какие это земли! Донный грунт делает их невероятно плодородными. Кроме того, большая дамба защищает также земли, расположенные за новыми польдерами. Нам больше не нужно так пристально, как раньше, следить за состоянием внутренних дамб. Изрядная экономия.

Мы едем вдоль польдера, осушенного в 1938 году. Здесь уже меньше мелких каналов, система дренажа стала более совершенной. Вода занимает один процент поверхности, тогда как в старых польдерах — 10 процентов. Бескрайняя зеленая равнина, совершенно плоская, простирается до самого горизонта по обе стороны эстакады. Черно-белые коровы. Фермы с высокими крышами, треугольными со всех четырех сторон. По всюду веет покоем и процветанием. Я задаю следующий вопрос:

— И эти области защищены от любых штормов?

— Человеку никогда не удастся помешать всем козням судьбы, — отвечает инженер. — Наводнения тысяча девятьсот шестнадцатого и тысяча девятьсот пятьдесят третьего года случились лишь потому, что так сложились обстоятельства, которые трудно было предсказать. Наша задача — обеспечить защиту от опасностей, повторяющихся с угрожающей частотой. Злосчастное совпадение причин, вызвавших бедствие в тысяча девятьсот пятьдесят третьем году, может повторяться лишь раз в четыреста лет. Сейчас мы стараемся оградить себя от опасностей, повторяющихся раз в тысячу лет. Я имею в виду, что для того, чтобы разрушить большую дамбу, потребуется такой силы шторм, прилив, ветер, какой бывает раз в тысячу лет. Заглянуть дальше статистика не позволяет.

— Тысяча лет — по-моему, вполне приемлемый гарантийный срок… Но мне хотелось бы лучше понять суть опасности. Море способно разрушить дамбу?

— Нас пугают скорее высокие волны, которые перекатятся через дамбу и размоют ее с обратной стороны.

Мы подъезжаем к шлюзам, контролирующим вход в новое озеро Эйсселмеер. Одни предназначены для прохода судов, другие — для стока, потому что излишки воды из озера приходится сбрасывать в море. Мы посещаем насосную станцию, к которой веером сходятся три красивых канала; их узкие и неподвижные зеркала тянутся вдаль, насколько хватает глаз. Три турбины втягивают воду. Это предприятие в точности повторяет гидроэлектростанции, которые я видел в наших французских Альпах, но работа на нем ведется, так сказать, в обратном направлении. Доступная пониманию симметрия.

— Эти шлюзы, — говорит инженер, — создали большие проблемы для угрей. Вы знаете, миллионы угрей приплывают сюда из Саргассова моря, где происходит их размножение. Путешествие длится около двух с половиной лет, и за это время мальки превращаются во взрослую рыбу, причем окончательно организм угря формируется в пресной воде. Их привлекает озеро Эйсселмеер, и, поскольку они представляют интерес для наших рыбаков, мы открываем шлюзы. Однако в те времена, когда вода в Зейдерзее еще была соленой, угорь доходил до внутренних рек в глубине страны, а теперь тамошние рыбаки стали жаловаться, что их лишили улова. Нам приходится «выбирать» из шлюзов определенное количество угрей и перевозить их в специально оборудованных грузовиках подальше от озера.

— Мне доводилось слышать, — ответил я, — о сбившихся с пути ласточках, которые, благодаря заботам Общества друзей птиц, заканчивали свой перелет в самолетах. О перевозке угрей я и не подозревал.

Перед нами простирается дамба, прекрасная в своей простоте. Кажется, будто параллельные линии — камни, базальтовые столбы, насыпи, дорога, покрытые газоном откосы — сходятся в бесконечности над волнами. Мы доезжаем до монумента, установленного в том месте, где был перекрыт последний проход для воды. Это башня строгой формы. На одной ее стороне написано: «Здесь 28 мая 1932 года была закрыта дамба»; с другой — «Народ, который жив, строит свое будущее». Вот они, трофеи мирной нации, испытывающей подлинную гордость за свои победы.

С высоты дамбы видно Северное море, «опасное и населенное чудовищами», по словам Тацита. Ни один утес, ни один риф не встает на пути его мощных волн. Они «растекаются по песку, который сами же и принесли. Впереди полоса желтоватой пены, дальше — отливающие зеленью барашки, еще дальше — призрачное голубовато-серое пространство, сливающееся с небом».

Мы возвращаемся к польдерам. Инженер показывает мне место, где в 1945 году немцы взорвали дамбу, в результате чего морские воды затопили целый польдер. Неподалеку расположена ферма. Я прошу разрешения посетить ее.

— А кому принадлежат земли, отвоеванные у моря?

— Естественно, государству, — отвечает инженер. — Оно отдает фермы в аренду на длительный срок, причем только тем семьям, которые прошли тщательный отбор. Фермеры этого района считаются своего рода элитой. В каждой деревне несколько ферм; важно, чтобы все дома находились не далее чем в семи километрах от школы. Дети ездят в школу на велосипедах, самых младших матери привозят на машинах. В центре каждого польдера расположен небольшой городок. Административно-хозяйственные функции возложены на королевского чиновника — бальи, он же выполняет обязанности комиссара полиции. Несколько показательных ферм остаются в ведении и прямом управлении государства.