Лев Гумилевский - Четыре вечера на мертвом корабле

Лоцман расхохотался мне в лицо, видя, как я оглядываюсь то на одного, то на другого, не зная, на чьем предложении остановиться. От одних только названий, выкликнутых ими, меня бросало в дрожь.

Я посмотрел в рот лоцмана, ожидая названия еще более завлекательного. И не ошибся. Лоцман отрезал:

— Чтоб вам растолстеть, отправляйтесь на юг, и я ручаюсь, что Черные Пески сыграют с вами самую интересную историю. Оттуда без приключений не вернулся еще ни один человек! И я вам говорю, что нет иной страны в мире, кроме России, где бы вы встретились с Черными Песками.

Признаюсь, я решил схитрить и выпытать все эти истории от моих знакомцев, чтобы, не утруждая самого себя опасными путешествиями по всем углам нашего обширного отечества, узнать о Стране Гипербореев, Золотом Узле, Кладбище Мамонтов и Черных Песках, может быть, с большими подробностями, чем это удалось бы мне самому.

— Мне трудно выбрать, — робко сказал я, — направление первого моего путешествия, так как меня одинаково занимает все то, о чем вы упомянули! Но, дорогие друзья, вы оказали бы мне незабываемую услугу, если бы рассказали подробно о всех этих загадочных вещах. Тогда, выслушав всех по очереди, мы составили бы маршрут моего путешествия без всякого труда…

— Чёрт побери! — воскликнул капитан. — Я только-что хотел предложить то же самое!

— Дьявол вам на борт! Разве кто отказывается?

— Ржавчина меня ешь, если не я расскажу самую необычайную историю!

— Чтоб вам растолстеть, не говорите этого прежде, чем не услышите моей!

Страсти разгорались. Я ликовал.

— Предупреждаю, — заметил капитан, — рассказать мою историю не удастся в полчаса. Она займет у нас время до полуночи.

— В чем дело? Я расскажу свою завтра!

— Ешь меня ржавчина, если для моей не соберетесь вы все здесь послезавтра!

— И на четвертый вечер, чтоб мне растолстеть, вы не откажетесь здесь выслушать мою! — заключил лоцман.

Я потирал руки от удовольствия. Капитан немедленно вышел распорядиться относительно трех украшающих каждую историю вещей: свечей, пива и трубок.

Когда все было принесено, капитан предложил нам сделать по глотку, затянуться по разку и затем уже слушать.

Сам же он, заправив новую свечу в горлышко бутылки, начал свой рассказ.

Закончил его он действительно далеко за полночь, и рассказ старшего помощника нам удалось выслушать только на другой день. На третий и четвертый вечер мы слушали повести штурмана и лоцмана.

Вот эти повести, которые услышал я в черном нутре мертвого корабля в те вечера. Я записал их начерно тогда же, но теперь, представляя их на суд читателя, я придал им вид обыкновенных рассказов: снабдил заголовками, разбил на главы и повествовал от третьего лица, не упоминая совершенно о рассказчиках, о которых я доскажу в конце настоящей повести отдельно.

Итак:

Из Колы, направляясь в глубь полуострова, вышел 24 июня 1913 года топографический отряд. Отряд, состоявший из шести человек, намеревался обследовать течение реки Умбы, вытекающей, как не многим известно, из озера того же названия.

Никто из участников этой экспедиции не вернулся.

Для огромного большинства составителей карт точное местоположение реки и озера остается по-прежнему неизвестным. На всех просмотренных мной картах Кольский полуостров кажется в огромной своей части безводной пустыней, а на большинстве их загадочное озеро не означено вовсе, хотя величина его составляет не менее трети огромного Имандрского озера.

Об отряде не было получено никаких сведений. Ни обстоятельства гибели его, ни самое место трагедии не было никому известно. Однако никто из туземных жителей не сомневался в том, что топографы и их спутники погибли на пути к Острову Духов. Этот остров, о котором лопари говорят только днем, и то шепотом, находится в самой середине озера Умбы. Существует предание, в достоверности которого никто еще не решился усомниться, что всякий, пытавшийся переправиться с берега на остров, погибал в волнах Умбы.

Летом 1926 года, то есть тринадцать лет спустя, из той же Колы и совершенно по тому же направлению, имея целью своего путешествия также озеро Умбу, отправился другой отряд, хорошо снаряженный для путешествия, но состоявший всего лишь из двух человек. Одного из них, старого охотника с мурманского берега, Николая Васильевича Колгуева, в просторечии Колгуя, толпа зевак, провожавшая путешественников, знала так же хорошо, как и любого из соседей. Другой же не был известен обитателям Колы, а так как, кроме того, он лицом, манерами и поступками совершенно отличался от всех колычан, то и привлекал к себе всеобщее внимание.

Этому способствовало еще и то обстоятельство, что всего лишь за два дня до путешествия этот загадочный спутник Колгуя, искавший в городе проводника, поставил на ноги старого охотника, лежавшего две недели в постели, дав ему шесть горьких порошков неизвестного лекарства.

Местный врач за две недели перепробовал на больном все свои, правда ограниченные, средства, но не добился ни малейшего улучшения в положении Колгуя, называвшего свою болезнь просто лихорадкой. Тем большее удивление вызвал своим средством приезжий, получивший тогда же среди шептавшихся колычан почтенное наименование доктора. Впрочем, странному путешественнику, искавшему в Коле проводника до Умбы, действительно не чужды были врачебные познания. Во всяком случае, когда он от десятка обывателей услышал, что, кроме Колгуя, нет такой отпетой головы в городе, кто согласился бы идти на Умбу, приезжий не задумался отправиться к охотнику, хотя и был предупрежден о его несвоевременной болезни.

Колгуй, скрипевший зубами не столько от боли, сколько от злости на болезнь, уложившую его в постель, когда охотники бродили и дни и ночи с ружьем, добывая песцов и лисиц, посмотрел на гостя не очень приветливо.

– Проведете ли вы меня, – сказал тот на чистом русском языке, но с необычной для постоянно говорящего на этом языке старательностью выговаривая каждое слово, – до Умбы, если я вылечу вас?