Жозеф Рони-старший - Сокровища снегов

Те же с любопытством разглядывали меня: мужчина пытался не обнаруживать своего интереса, женщина, немного робея, интересовалась моим необычным видом, девочка тянулась к медным пряжкам и блестящим стеклам моего бинокля. Старики, судя по всему, в красках рассказывали о нашей встрече.

Тем временем солнце уже совсем опустилось. Время было укладываться спать. Старик направился в пещеру и жестом пригласил следовать за ним. Войдя, я сначала остановился в изумлении. Пещеру освещал странный голубоватый свет, напоминающий свет молодой луны. Причина этого необычного явления так и осталась для меня неизвестной.

Мы взяли по охапке сена, лежащей в глубине пещеры, и устроились спать, кому где больше понравилось. Мамонты же, подобно гигантским часовым, встали у западного и восточного входа в пещеру.

Обилие впечатлений истекшего дня не позволило мне сразу уснуть. Я находился в более чем необычной обстановке, в пещере со светящимися стенами, среди пещерных людей. Жизнь моя зависела от малейшего каприза любезных хозяев или мамонтов. Оставив попытки что-либо понять в происходящем, я наконец отбыл в царство Морфея.

Прошло около недели, прежде чем я смог освоиться с людьми, живущими в долине. Насколько я понял, эти шестеро были здесь единственными обитателями. Женское любопытство и болтливость помогли мне не только понимать из язык, но даже немного объясняться на нем. Здешняя жизнь отличалась предельной простотой. Они охотились и занимались сбором фруктов, грибов, а также ягод и сладких корней. Мужчина делил время между охотой и сном. Иногда он занимался примитивным творчеством, высекая на стенах рисунки или занимаясь резьбой по кости. Надо сказать, его произведения были довольно талантливыми.

Довольно скоро я привык к ним, их вид перестал быть для меня чуждым и непонятным. Вскоре я начал считать себя членом их маленького семейства.

Их язык, за исключением гортанных звуков, оказался довольно простым, а набор слов не таким уж обширным. В основном моим обучением занималась молодая женщина.

Я довольно часто оставался наедине с моей учительницей; мы непринужденно болтали как самые добрые друзья. Но однажды во время нашей оживленной беседы солнце вдруг закрыла какая-то громадная тень. Из высокой травы поднялся Авах, муж этой женщины. Он молча стоял перед нами, опираясь на увесистую дубину. Я решил заговорить, чтобы прервать становившуюся тягостной паузу:

— Авах чем-то недоволен?

Он продолжал хранить молчание.

— Авах недоволен, что я наедине с Туанхо?

Вопреки ожиданиям этот вопрос оказался для него достаточно трудным.

— Друг может быть наедине с Туанхо, — медленно произнес он после нескольких минут напряженного размышления. — Друг не может входить в Пещеры Мертвых, пока не даст своей крови. После этого друг станет сыном Мамонта.

Сначала я не понял, о чем идет речь, а затем припомнив о древнем обычае, заявил со всей возможной твердостью.

— Друг даст свою кровь.

Так же молча Авах приблизился ко мне, вынув из складок одежды кремневый нож. Я сперва было заподозрил какую-то хитрость, но отогнал эту мысль прочь, позволив сделать у меня на руке достаточно глубокий надрез. Припав к ране, мужчина начал сосать мою кровь, а затем жестом велел женщине проделать то же самое.

— Теперь друг — сын Мамонта, как Авах и Туанхо, — торжественно произнес он, прикладывая какие-то листья к моей ране. — Ему можно жить во всех пещерах.

Спрятав нож, он так же незаметно скрылся из виду.

Все же потеря крови оказалась для меня ощутимой. С помощью Туанхо, которая это поняла, я добрался до пещеры и провалился в тяжелое забытье.

Моя болезнь продолжалась три дня. Теперь обо мне заботились как об одном из соплеменников.

Находясь среди них, я ощущал, будто по волшебству оказался в каменном веке, и это чувство доставляло мне удовольствие.

Немного придя в себя, я попросил Туанхо:

— Я снова полон сил. Покажи мне пещеры предков.

Пройдя в глубину пещеры, она показала мне на скалу:

— Они за этим камнем.

Проход в пещеры предков был завален обломком скалы. С виду он казался совершенно неподъемным, но стоило нам налечь на его край, как камень повернулся вокруг собственной оси, открывая нам путь.

Стены внутренней пещеры были освещены так же, как и в той, где мы жили. Мы вошли в грот неправильной формы. Там вдоль стен лежали какие-то предметы: оружие, посуда, что-то непонятного назначения, украшенное резьбой. На гладко отполированных стенах виднелись рисунки; чья-то, безусловно, талантливая рука высекла изображения людей и животных. Особенный интерес у меня вызвали те, где изображались разновидности, которые уже давно вымерли. Со стен пещеры на меня смотрели лошади с большими головами, саблезубые тигры, пещерные медведи.

— Ни один человек не видел этих животных! — воскликнул я, испытывая величайшее волнение.

— Верно, — невозмутимо ответила Туанхо. — Они жили тогда, когда дети Мамонта населяли большие земли. Матери наших матерей тоже не видели этого.

— А кто нарисовал остальное? Авах?

Моя спутница объяснила, что большая часть рисунков сделана предками Ванаванума, как звали старика. Пока я любовался этими произведениями древнего искусства, она добавила, что эта пещера — далеко не единственная.

Мы пошли смотреть и другие пещеры. Одна из них была меньше освещена, чем другие; там, должно быть, целыми тысячелетиями копились кости. Я разглядел человеческие скелеты, останки пещерного медведя и диких лошадей. Рисунки на стенах здесь встречались не так часто и были высечены не с тем искусством, как предыдущие. Судя по всему, эта пещера служила чем-то вроде фамильного склепа.

Следующая же преподнесла мне неожиданное открытие. Как я узнал потом, когда-то через нее можно было выйти в долину, но во время обвала проход туда оказался завален. Здесь я увидел больше всего фресок и художественной резьбы, являющейся настоящим произведением искусства. Грандиозная картина, изображающая сражение между пещерными и бурыми медведями, отличалась поразительной четкостью и экспрессией. Она сделала бы честь любому из современных художников-анималистов.

В следующей пещере, которая в отличие от остальных была низенькой и довольно мрачной, лишенной каких-либо украшений, мое внимание привлек осколок блестящего камня. Отбив кусочек, я с изумлением понял, что у меня на ладони не что иное, алмаз. Должно быть, в пещере их были целые россыпи. Но, полюбовавшись находкой, я тут же умерил свой восторг. Здесь, в затерянном уголке мира, алмаз ценится несоизмеримо меньше копья или топора.