Эжен Сю - Приключения Геркулеса Арди, или Гвиана в 1772 году

— В день, когда явился в Спортерфигдт тот прекрасный европеец, суженый хозяйки, я послушалась старого индейца. Я решилась любой ценой разрушить твой союз с хозяйкой Спортерфигдта — ведь я любила тебя.

Как люто я возненавидела из-за тебя свою хозяйку! Как отвратительна она была в тот день, когда заставляла меня явиться перед тобой в рабском платье! Как отвратительно мне было, что ты с нее не сводишь глаз, а на ее лице от смятенья чувств горит румянец и играет блаженная улыбка! В тот час я поклялась погубить ее и тем исполнить пророчество Мами-За. Пантера победит: прекрасный европеец женится на мне, а хозяйка умрет от зависти, глядя на мое счастье! — с дикой яростью прокричала Ягуаретта.

— Кошмар далеко заходит, — промолвил Геркулес, — это уже нечто грандиозное! Вот я женюсь на дикарке и нарожаю маленьких дикарят! Ха-ха-ха!

Смех Геркулеса, нечувствительность его оскорбили влюбленную Ягуаретту. Еле-еле сдержала она свой гнев, однако же в последний раз отчаянно взмолилась:

— Сжалься надо мной! Останься с нашими воинами! Возьми меня в рабыни! И хозяйка будет спасена!

Геркулес вместо ответа пропел:

Ягуаретта спрятала лицо в ладонях и так застыла, пораженная стыдом и мукой. Потом она вскочила. Лицо ее, прежде то грустное, то взволнованное, исказилось дьявольской злобой: губы свела судорога, стиснулись белые зубки, мрачно заблестели, расширившись от гнева, круглые глаза. Дрожащим голосом она прокричала:

— Так умрите все! И она, и ты, и Блестящая Коса! И Ягуаретта умрет с вами! Ее отец убил моего отца! Не будешь моим — не доставайся ей, не доставайся никому на свете!

Хлопнув дверью, она вышла из карбета.

На другой день на рассвете пышная траурная процессия отвела Адою, Геркулеса и Пиппера в табуи, где собралось все племя.

Уров-Куров был при всех регалиях вождя. Они с Бабоюн-Книфи, которая служила переводчицей, вышли вперед, и он сказал Геркулесу:

— Пяннакотавы восхищены Гордым Львом! Его отвага и мудрость достойны величайших вождей. Если он хочет стать нашим воином и взять в жены девушку с Синих Гор, мы полюбим его. Его доблесть воспоют в воинских песнях. Мы отдадим ему бледнолицую девушку из Спортерфигдта и Блестящую Косу — они в его воле. Если Гордый Лев захочет отправить их в Суринам, я дам им проводника и свое серебряное кольцо как охранную грамоту, чтобы они беспрепятственно прошли через заставы чернокожих Сарамеки. Пусть Гордый Лев скажет «да»: тогда мы тотчас пойдем под его началом против бледнолицых солдат, и он принесет нам первый трофей своей победы и нашего союза — одиннадцать вражеских скальпов.

Вождь закончил, но следом за ним завопила вся толпа:

— Возьми наше оружие, Гордый Лев! Возьми в жены дочь нашего племени! Так хочет Мама-Юмбо! Принеси одиннадцать скальпов бледнолицых! Так велит Явагон!

«О, как он отважен — злейшие наши враги им восхищены!» — подумала Адоя и любовно посмотрела на Геркулеса.

А того, казалось, вовсе не интересовало все происходящее.

— Вот это выдержка! — сказал Пиппер. — Всякий, кто знает индейцев, скажет: будь у человека белая кожа, красная, черная или коричневая, больше чести они оказать не могут, чем сейчас капитану.

Уров-Куров велел народу замолчать и произнес, указывая на орудия казни:

— Если Гордый Лев не примет предложения наших братьев — сей же час он, бледнолицая девушка из Спортерфигдта и Блестящая Коса будут преданы смерти. Пусть же тогда муки Гордого Льва будут равны его отваге: только так возможно почтить доблестное сердце!

Кровожадный шепот отвечал на эти слова вождя.

— Так ты хочешь взять наше оружие и сражаться вместе с нами? — громовым голосом произнес Уров-Куров.

Геркулес окончательно потерял рассудок.

— Ну, скорей же, скорей! Пусть кончится наконец этот кошмар! Пусть содрогнется земля, пусть разверзнется небо! Идите все к черту! Ну же, скажите, чтобы меня наконец разбудили! Батюшка! Фрау Бальбин! — и капитан запел свою песенку:

— Он поет свою погребальную песнь! — прокричал вождь пяннакотавов. — Он отказывает нам! Смерть бледнолицым!

— Смерть бледнолицым! — повторил народ.

Раздался пронзительный крик, и все увидели, как через узкий проход выбежала на площадь Ягуаретта. Ее мать бросилась за нею следом.

— Бейте в кероемы! — приказал Уров-Куров. — Бейте в тамбурины! Воины, пойте погребальную песнь!

Страшная какофония варварских инструментов оглушила пленников. Бешеный крик толпы сливался со зловещим пением воинов, обходивших похоронной процессией вокруг жертв.

— Прощайте, Геркулес! — сказала Адоя. — В последний миг хочу сказать вам, что я вас полюбила с первого взгляда. Как только вы явились в Спортерфигдт — сердце мое избрало вас моим женихом!

— Прощайте, капитан! — сказал Пиппер. — При жизни вы никого не боялись и так умираете. Знайте, что даже на зубах у этих бандитов с вами пребудет уважение и восхищение старого Пиппера. А старый Пиппер и сам не тряпка.

Первой жертвой был избран Пиппер. Жрец подошел к нему и развязал. Два помощника держали сержанта, а жрец схватил его за злосчастную косу и вскричал, размахивая ножом:

— Блестящая коса упадет! Упадет!

Надежды на спасение больше не было.

Вдруг страшный взрыв сотряс землю под ногами у собравшихся. Несколько столбов, подпиравших крышу табуи, надломились: крыша затрещала, немного пошаталась и рухнула с ужасным грохотом. Некоторые из соседних карбетов тоже рухнули. Посреди же крааля в эту минуту поднялся огненный столб до самых небес, окруженный тучей искр.

Подземный толчок был очень силен. От страха и изумления все остолбенели и так какое-то время оставались без движения.

Уров-Куров первый пришел в себя и кинулся к очагу пожара (страшно разгоревшийся огонь уже пошел по латаниевым крышам) с кличем:

— Пожар! Пожар! Все бежим выносить порох из другого склада!

При этих словах вся толпа — и мужчины, и женщины, и дети — в ужасе помчались вслед за вождем, и полуразрушенный табуи опустел.

Оправившись от изумления, Пиппер, которого жрец перед казнью успел развязать, бросился освободить Адою с Геркулесом.

Когда с них пали последние путы, явилась Ягуаретта. Она была вся в крови, волосы обожжены, лицо черно от пороха…

— Простите, массера! — крикнула она, бросившись на колени перед Адоей. — Простите! Ягуаретта чуть не погубила вас — теперь она может вас спасти. Идите за мной!