Нина Хеймец - Клуб любителей диафильмов (сборник)

Я стою у лесенки, ведущей на карусель, и держу свой фотоаппарат наготове. Щелкает реле, и дети – на лошадях, на китах, на львах, лисах и ящерицах – скрываются из виду. В этот момент мне всегда становится не по себе, потому что они совершенно одни, в медленном движении, ни для кого недоступны.

Но проходит несколько секунд, и они возвращаются.

К войне все было готово, оставалось только разыскать кошку. Ее не было нигде. Картонная коробка в подвале была пуста, на подстеленном полотенце – ни шерстинки. И еда, которую мы принесли, тоже осталась нетронутой, как будто, даже исчезнув, кошка сохранила за собой все это пространство – сырую комнату с оконцами под потолком, с пыльным бетонным полом. И никто не приходил сюда больше – ни бродячие кошки, ни даже мыши. Никто не приближался к ее миске. Не посягал. Мы понимали, что необходимо продолжать поиски. «Я за эту кошку отвечаю» – сказала Людка. А потом посмотрела на меня, чуть прищурившись, и уточнила: «Мы отвечаем».

А все этот Птичий рынок, и зачем мы только туда поехали.

Это был самый обычный день, в конце февраля. Почти неделю назад началась оттепель; снег был мартовским – липким, осевшим, с черными корочками. Тем не менее, нам велели прийти в школу с лыжами, а на перемене учительница физкультуры зашла в класс и объявила, что мы едем кататься в Измайловский парк. Все обрадовались – в парк надо было ехать на трамвае, да и потом – кататься там все же интереснее, чем на школьном дворе.

– А вы, девочки, почему без спортивной формы? – обратилась физкультурница к нам с Людкой. Я ответила, что у меня был грипп, а Людка – что у нее на лыже крепление сломалось.

– Все равно поедете с нами, – распорядилась учительница, – мы глубоко в парк не зайдем. Класс будет кататься вдоль шоссе, от Третьей Владимирской до Новогиреевской, и обратно. А вы постоите и подождете.

Мы пришли на остановку, и тут же – очень удачно – подъехал трамвай. И весь наш класс, четвертый «А», столпился перед открывшимися дверцами.

– Не толкайтесь! Лыжи палками вверх держите! – волновалась учительница. И я подумала, что мы, наверное, издали напоминаем толстого ежа, который пытается протиснуться в норку.

Мы с Людкой заходили последними. Мы уже стояли на ступеньке трамвая. И тут это случилось. Вдруг. Мы ни о чем таком заранее не договаривались. Когда двери начали закрываться, мы переглянулись и спрыгнули на асфальт. Трамвай зазвонил и тронулся с места. Мы с Людкой стояли, растерянные. На остановке, кроме нас, никого не было. Нас тоже на ней не должно было быть. Не в эту минуту. Случившееся было нарушением порядка вещей, и было ясно, что теперь в действие вступают какие-то другие законы. А потом мы увидели мальчика из нашего класса. Он опоздал и торопился к остановке: «Эй, подождите! – крикнул он нам, – где все? Я с вами!». И мы побежали от него. Он нам не нужен был с нами. Нам никто не был нужен. Мы как будто оказались внутри огромного шара, наполненного разряженным воздухом. Внутри шара было весело и тревожно. И казалось, что все, находящееся в нем: все эти голые деревья, дома со свисавшими с крыш сосульками, проезжавшие мимо трамваи – все это кричало нам, сообщало, нашептывало: «Вы свободны! Вам нельзя здесь находиться!»

Мы добежали до Зеленого проспекта и остановились, купить мороженое. Я выбрала «Эскимо», а Людка – в вафельном стаканчике.

– А ничего, что ты мороженое ешь? У тебя же грипп был? – спросила Людка.

– А у тебя крепление на лыже сломалось! – ответила я, и мы захохотали.

И тут я сказала: «Слушай, а поехали на Птичий рынок. Рыбок посмотрим».

И мы поехали.

Ехать нужно было долго – на двух троллейбусах. Похолодало, выглянувшее с утра солнце снова скрылось за тучами. Мы очень долго ждали на пересадке, и я даже предложила вернуться домой. Но Людка ничего не ответила. И мы поехали дальше. Я знала дорогу. Мы с сестрой там пару раз бывали. Но на сам рынок мы не заходили – покупали корм в зоомагазине в прилегавшем к рынку переулке, и уезжали.

– Там очень красивые рыбки, – рассказывала я Людке, – Я, правда, сама не видела, но, говорят, что такого выбора как там, нигде в Москве больше нет.

Наконец, троллейбус добрался до нужной остановки, и мы вышли.

Такого количества рыбок, как там, и вправду нигде больше не было. Гупии, сомики, карпы, боции, телескопы, золотые рыбки, меченосцы, еще десятки неизвестных мне рыб самых возможных форм и оттенков. Казалось, они впитали в себя все краски этого пасмурного дня, забрали их, оставив улицам серое и коричневое. От них не хотелось отворачиваться. Никогда.

– Девочки, ну что, покупаем что-нибудь? – послышался голос продавца – а то вы мне только зря товар загораживаете.

И мы пошли дальше. Толпа образовывала воронку, выбирать маршрут не оставалось возможности. И через пару минут мы оказались в самом центре этой толпы, в центре воронки.

– Котята! кому котят? Персидские, сиамские, на выбор!

Звери казались игрушечными. Но взять их на руки не хотелось. Хотелось убежать отсюда, не видеть, сесть в троллейбус, оставить позади этих людей, все эти звуки – щебет, мяуканье, собачий визг.

– Девочки, щеночек нужен?

Это была изнанка, изнанка того, что происходило в домах, в десятках тысяч домов, а может быть – в миллионах. Там жили любимцы, они спали на ковриках или на хозяйских кроватях, им давали прозвища, рассказывали о них гостям смешные истории, а летом – брали с собой на дачу.

А здесь, в этой воронке, все начиналось; здесь определялось, у кого какая судьба; здесь все были безымянными.

Я почувствовала стыд. Я не могла там больше оставаться. Но и уйти я была не в силах. И я знала, была уверена, что с Людкой происходит то же самое.

И вдруг мы услышали, что к нам обращаются:

– Девочки, купите кошечку. Я давно на вас смотрю. Вот, чувствую, что вы мне поможете.

Мы остановились. Перед нами стояла женщина, средних лет, в старом шерстяном пальто и вязаной шапке. Ее щеки покрывала сеточка из фиолетовых прожилок. Верхние пуговицы пальто были расстегнуты, и из-за пазухи выглядывала кошачья голова.

– Купите у меня кошку, – продолжила она, – не пропадать же ей. Я дома ее не могу оставить. У дочки астма началась. Уже два часа тут стою, никто покупать не хочет.

– Понимаете, – я попыталась объясниться, – мы вашу кошку купить никак не можем. У меня уже есть собака и рыбки. Кошка будет на них охотиться, и с собакой они тоже не уживутся. А у Люды никого нет, но ей мама и не разрешает никого заводить. Да и денег у нас с собой – полтора рубля, на вашу кошку – точно не хватит.