Жозеф Рони-старший - Глубины Киамо

— В самом деле настоящие люди, раз уж додумались до того, чтобы построить мост. Ну и что из того, что они не знают, как рассчитать расстояние между скалами?

Дерево привели в горизонтальное положение, но без технических приспособлений, без рычагов, даже без лиан-веревок единственно за счет вытягивания на громадных корнях и неукротимой мощи работников. Наконец, сориентировавшись, они отпустили дерево, которое тут же упало и с грохотом обрушилось в реку. Послышались яростные крики, перемежаемые рычанием. Шум сменился всеобщим мрачным горестным молчанием.

Алглав выступил вперед.

Он приблизился к группе тех, кто только что оставил свои попытки, к главному, тому, кто во время всего его пребывания в племени горилл продемонстрировал самый высокий уровень развития.

Выразительным жестом он сделал так, чтобы собеседники поняли связь между ним и островом, что он хочет что-то сделать, чтобы помочь тем, кто там находится. Те сперва продемонстрировали недоверие, а затем с любопытством уставились на пленника. Он настаивал, затем подошел к упавшему дереву, нашел на берегу острый камень и принялся с его помощью отделять ветки от ствола дерева.

Гориллы принялись обсуждать происходящее между собой, обмениваясь выразительными жестами. Судя по всему, Алглаву удалось произвести на них нужное впечатление и внушить им надежду.

Когда первая ветка оказалась отделена, Алглаву удалось побудить лесных людей прийти к нему на помощь. Он стучал, отламывал, гигантские гориллы просто отрывали ветки. Две трети дня они все работали не покладая рук. Наконец у Алглава оказалось около пятнадцати веток, которые соединили с несколькими старыми ивовыми пнями, сделав что-то вроде парома. Алглав чувствовал себя бодрым, полным надежды, его ученики поняли, что от них требуется, и действовали гораздо проворнее, чем вначале. Кроме того, им всем раздали еду.

После этого он отправился за лианами, а вместе с ним и более сотни помощников. Общими усилиями они связали вместе две части импровизированного парома. Все это заняло еще около трех часов; к вечерним сумеркам паром был наконец построен.

Сделав антропоидам широкий жест, выражающий ликование, Алглав снова указал в сторону острова.

Там возникла новая сложность, препятствующая его проекту. Надо было уговорить кого-то из антропоидов сопровождать его на пароме. Так как отправиться одному и предстать перед неудачниками без посредничества их соплеменника значило бы вызвать их недоверие. Почему они решатся рискнуть, когда никто из собратьев на берегу не осмелился сделать это ради того, чтобы помочь им?

Алглав попытался это объяснить. Его попытки не увенчались успехом. Спустив паром на воду, что удалось ему с большим трудом, и рискуя вызвать размолвку с антропоидами, он подплыл на нем к самому главному, удалился от берега, а затем тут же вернулся. Судя по выражению лиц нескольких из них, понимание происходящего начало проникать в их разум. Алглав десять или двадцать раз указал рукой сначала на остров, затем на паром, изобразил, будто он гребет, направляет плот по воде.

Еще одна демонстрация, и на лицах антропоидов возникло смутное понимание. Самый разумный из них думал о том, чтобы избежать риска. Но его удерживал сильнейший ужас перед водной стихией. Поднявшись на паром, Алглав прошелся по нему, оттолкнулся от берега, затем вернулся, примерно двадцатью способами продемонстрировал безопасность этого средства передвижения. Наконец медленно, с явным беспокойством и колебаниями, двигаясь как ребенок, который нехотя окунает ногу в воду, главный антропоид поднялся на паром. Его соплеменники, запертые на острове, повернули к нему свои исхудавшие лица и не сводили сверкающих глаз. В происходящем было даже своего рода величие. Казалось, что страдание хоть немного облагородит этих несчастных, что они быстро поймут, что все это делается ради их спасения. Что в них больше всего проявлялось человеческого, так это то, что они поняли как ужасны невзгоды и как страшно быть заброшенным. Их друзья, побуждаемые самыми сильными чувствами, какие только возможны у диких созданий, предприняли новые уловки и хитрости, чтобы выручить их.

Менее чем через четверть часа дюжина запертых на острове решилась переправиться на берег первым рейсом. Алглав заботливо разместил их посреди импровизированного судна и с бесконечными предосторожностями отчалил от берега. Все провожали их с внимательной задумчивостью во взгляде. Пассажиры, дрожа от страха, подчинялись приказам главного антропоида. Неторопливо они продвигались к берегу.

Прошло четверть часа. Вода была спокойной, почти неподвижной, качка практически не ощущалась. Наконец без особого труда они достигли цели своего путешествия.

Поднялся дикий гвалт, неистовые крики радости. Алглава окружили, гладили гигантскими руками, сжимали в дружеских объятиях. Вся ненависть, все недоверие, которые они испытывали к странному бледному зверю, спасшему от смерти их соплеменников, бесследно исчезли.

Самое начало ночи. Громадная луна едва проявилась над горизонтом. Сначала она похожа на клубок красной шерсти, затем на матовый металлический шар, затем на тонкий диск, сверкающий золотом и серебром одновременно. Алглав мечтает на берегу реки. Его надежды осуществились. Он стал священным гостем антропоидов, созданием, которое окружено уважением, восхищением, тем, кому почти что поклоняются. Теперь он может изучать их, без препятствий и без поспешности. Какая восхитительная книга складывается в его голове по мере того, как наблюдений становится все больше! Это настоящая поэма о человеке третичного периода, причем не та поэма, события которой являются плодом воображения, а высокая, святая и божественная правда.

Его мечты полны счастья, полны нежности. Он любит своих братьев — доисторических предшественников человека. Он любит их дикую природу, их гордый нрав, упорную борьбу против вымирания своего подвида. Как он хотел бы найти какое-нибудь средство, чтобы сохранить их в глубинах Киамо, защитить от вторжения исследователей, против завоевателей, свойственного европейцам.

Он погружается в сон. Луна поднимается, понемногу уменьшаясь по мере того, как свет ее становится все сильнее. В глубине леса слышатся крики зверей. Журчание реки похоже на сильное и прерывистое дыхание.

И Алглав чувствует себя во власти безмятежного спокойствия, и умиротворения.