Дмитрий Григорьев - На плечах Великого Хималая

По бокам перак украшен мерлушкой, закрывающей уши. Раньше уши не закрывались. Эту моду, по легенде, некогда ввела королева Ладакха, заболевшая отитом, и лекари посоветовали ей прятать уши от холода.

Есть более удобный для ношения и бюджетный головной убор — гонда, высокая шляпа с отворотами, которую носят не только женщины, но и мужчины.

Она часто изготавливается из шелка и украшается вышивками с изображением драконов или растительным орнаментом. А какие у ладакхцев халаты!

Утром состоялась экскурсия на строительство дороги. На самом деле мы пошли к монастырю, притулившемуся высоко на горе, на подъезде к Кейлонгу со стороны Манали. И поневоле были вынуждены наблюдать строительные работы. На дороге стояли облака пыли, так что пришлось замотать лицо. Рабочие отбойными молотками и просто молотками долбили скалу. Без остановки курсировали многотонные грузовики, в их кузова грузили раздробленную породу, а далее эти грузовики шли к довольно бурному притоку Бхаги и высыпали содержимое в поток. Для него такие камни как слону дробина. Под пешеходным мостом он так разгоняется по бетонным плитам, лежащим на дне (по-моему, эти плиты — основа будущей электростанции), что камушки, которые несет вода с гор, прыгают, иногда довольно высоко выскакивая из струи.

Тропа к монастырю оказалась нахоженной, и прямо на ней стояло странное дерево: нижняя часть его ствола была сплошь утыкана монетами. Возможно, это были подношения духу дерева или богу, полустертое мурти которого находилось выше, в небольшой пещерке возле ручья. Мы же, не останавливаясь, продолжили подъем.

Монастырь располагался на крутом склоне под отвесной скалой и очень органично вписывался в окружающий ландшафт. Из его обитателей мы нашли только одного неразговорчивого, но доброжелательного монаха. Названия этой маленькой гомпы я не смог узнать. Судя по описаниям в Интернете, это была Таюл гомпа — старинный монастырь, знаменитый тем, что в нем во время буддийских праздников один из молитвенных барабанов начинает самопроизвольно вращаться.

На обратном пути, пока мы отдыхали в тени родника, Тоня сложила из камней некий храм, в который тотчас же вселился один из многочисленных духов места. Чтобы не дышать пылью, мы пошли чуть ниже главной дороги и нарвались на строительство ГЭС. Огромные трубы, сталь и пластик, строительная техника и… следующая сценка: возле груды камней работает семья, мужчина разбивает крупный щебень молотком, а женщина и дети относят в корзинах продукт производства к бетономешалке. Сочетание современных технологий и такого грубого ручного труда характерно для всей Индии.

Эта дорога выводила в самое начало Молл, где можно было полюбоваться традиционными ремеслами: прямо на улице, под навесом (на солнце было жарко), мебельщики собирали деревянные кровати, портные что-то строчили на швейных машинках, а человек, чья лавка была завалена бэушной металлической утварью, паял. Наверное, починял примус.

В пять утра мы встали. Ветер, который завывал на террасе всю ночь и обмотал нашу выстиранную одежду вокруг веревок, превратив ее в цветные жгуты, стих. И мысли о том, что перевал закроют по причине непогоды, улетучились. Автобус подъехал, причем вовремя. Мы оказались в наиболее выгодном положении — сели первыми. По дороге стали подбирать остальных пассажиров — к нам присоединились Антоний, тезка моей жены, бодрый мексиканский полуиндеец, ищущий места силы, новозеландец и его подруга-француженка, два молчаливых австралийца и молодой индийский философ.

Соответственно, и разговоры в автобусе касались Кастанеды и дона Хуана, восточной философии, дорожных проблем и даже дайвинга в Латинской Америке. Великий дайвер Сева, много раз совершавший непонятное сухопутным людям паломничество по подводным пещерам, в лице Антонио, тоже дайвера, но менее продвинутого, нашел хорошего собеседника.

Было тихо, и мы, поднявшись на уровень снегов, попали в облако. Иногда сквозь его молоко проступал мир белого цвета: снежные вершины и снежные поля.

Вскоре облако ушло вниз, и мы въехали на Баралача-ла. Ла — по-ладакхски «перевал». Тропы, ведущей к нему со стороны озера Чандратал, я не увидел. Лишь нетронутый снег. А через несколько минут застряли в пробке.

Эта сцена требует отдельного описания: представьте снежное плато, размываемое реками и ручьями, посреди которого стоит грузовик по оси в воде. С одной стороны въезда на плато уже образовалась вереница из нескольких десятков машин. С другой — чуть поменьше. Водители, забравшись на снежные кучи, окаймляющие дорогу, пытаются раскачивать грузовик, и тот медленно, но ползет. В этот момент водитель идущего за ним микроавтобуса не выдерживает, жмет на газ, разгоняется, чтобы обогнать, и, конечно же, вязнет в снегу. Его вытаскивают: все же автобус легче грузовика, отталкивают на обочину, чтобы другим не мешал, но водитель, улучив момент, снова газует и снова садится в снег, перегораживая дорогу. Наши водилы давно бы сказали ему все, что думают, на хорошем русском языке, а может быть, и врезали, но индийские водители доброжелательны: неспроста спереди у многих машин написано: «Бог — это Любовь». Они снова помогают вытолкать идиота, который снова разгоняется и снова застревает, на этот раз провалившись в колею. Встречные, поняв, что дорога забита надолго, пытаются объехать ее по снежному полю, где, естественно, также вязнут. В итоге получается эдакая большая тренажерная поляна на высоте 5000 метров — хочешь, подкладывай камни под грузовик, хочешь, откапывай джип, засевший возле дороги, или выволакивай автобус. Весело! А пробка растет. Единственные, кто способен передвигаться (правда, со скоростью пешехода), — мотоциклисты, но им тоже не позавидуешь, воды где по щиколотку, а где и выше колена.

Наконец появляется дорожный полицейский и призывает всех мужчин немного поработать. Начинается интернациональная стройка, инструменты для колки льда каждые две минуты переходят из рук в руки — работать тяжело, не хватает дыхания, от оттаявшего края осыпи к дороге выстраивается цепочка — немец передает камень голландцу, голландец — индусу, тот — французу, далее — я, русский, за мной — испанец Антонио из нашего автобуса, за ним Сева и Носов.

Причем часть людей работает, часть сидит в машинах не в силах пошевелиться, часть украшает содержимым своих желудков окрестный снег — на такой высоте гипоксия рубит как минимум половину пассажиров и даже некоторых водителей.

Через пять часов движение возобновляется и мы едем дальше, до речки, которая разлилась и в ней по двери сидит встречный автобус, — здесь, к счастью, работает военный автопогрузчик, который уже зацепил бедолагу тросами и вытаскивает на берег. Мы проскакиваем реку на приличной скорости, в салон даже не попадает вода.