Марина Галкина - Одна на краю света

Казалось, что теперь снег не растает до весны. Однако 19 ночью подул «южак», принес тепло, растопил молодой лед и «съел» все сугробы! Я снова собрала каяк, намереваясь двигаться вдоль побережья своим ходом. Без каяка мне было бы тяжело форсировать в неизвестных местах протоки лагун. Однако и по океану плыть можно было не везде. Кроссовки мои совсем развалились, и сменной обуви теперь не было, но сердобольная жительница поселка Наталья Сорокина подарила мне меховые торбаса, и я решила уходить к Ленинградскому.

Но тут подвернулся попутный караван из двух бульдозеров, один из которых был с прицепом — корытом-волокушей. Мы тащились страшно медленно. Через 70 км, переночевав по пути в балке, люди свернули в тундру, в бригаду оленеводов, выгрузив меня в 20 километрах западнее мыса Якан. Напоследок в теплой кабине бульдозера я натянула на себя гидрокостюм и вылезла наружу.

Дул восточный ветер, в море дрейфовали льдины. Бухта вдали была забита кусковым льдом, но я надеялась, что, как это бывало и раньше, по мере приближения к ледяным глыбам между ними будут намечаться узкие проходы. Пять километров мне действительно удалось проплыть, а затем я уперлась в сплошной ледяной затор. Спресованные льды, начинаясь от кромки берега, тянулись далеко в море, и проходов среди них не было. По нагроможденному полю торосов идти было невозможно. Мне уже хорошо был виден вдали мыс Якан, отделяющий Восточно-Сибирское море от Чукотского. Мыс отчетливо выделялся обрывом уходящего в море горного отрога, тонкой черточкой на нем мерцал маяк.

Было очень холодно, на сильном ветру разбирать каяк было невыносимо, снег, к сожалению, растаял, а новый еще не успел нападать. Да и протоки из лагуны в море, ожидающие меня впереди, без каяка преодолимы лишь в обход, а это большой крюк. Вытягиваю каяк на берег и, повернувшись спиной к леденящему ветру, быстро запихиваю вещи в рюкзак, пока замерзшие за время плавания пальцы еще не потеряли чувствительность и могут сгибаться. Привычно впрягаюсь в «сани», перекинув веревочную петлю через грудь, тащу каяк по мелкой, сухой, а местами смерзшейся гальке. На удивление, «шкура» моего каяка выдержала подобное испытание с честью — она все-таки не протерлась! Мне и раньше частенько приходилось протаскивать каяк по сухим камням, каменистой тундре, иногда не разгружая, и за весь поход я ни разу не подклеивала оболочку.

Надвигалась непогода, в воздухе наползала зловещая дымка, очертания далекого мыса стали сереть, воздух больше не был прозрачным. Нагнув голову, я тащилась вперед, преодолевая встречное сопротивление ветра. Монотонно шуршал каяк за спиной, изредка я оглядывалась, чтобы удостовериться: не увязался ли за мной любопытный белый мишка.

Изрядно вымотавшись, я дотянула каяк до водного пространства мелководной лагуны. Многочисленный отмели-косы глубоко, почти до середины вдавались в нее, крутые волны бороздили акваторию, но, обессилев за какой-то десяток километров суши, я радостно спустила свой кораблик на эту воду.

Злые пенные волны не позволяли продвигаться вперед — на гребле меня неумолимо сносило обратно, до боли леденели пальцы, сжимающие мокрое весло. Не желая мочить ботинки, в гидроштанах на босу ногу, увязая в илистом дне лагуны, брела я по колено в воде у кромки берега, впервые проклиная Чукотку со всем ее транспортом вместе взятым.

Небо потемнело. Хмарь окутала очертания предметов, вешки-столбики для песцовых капканов выплывали мне навстречу из тумана. Я монотонно прошла мимо остатков скелета кита, даже не удостоив их вниманием: мой мозг уже тоже был изрядно затуманен.

Наконец появились очертания долгожданной избы. Лаем встречают меня собаки. Мужчины, вышедшие на улицу, смотрят, чинно ожидают моего приближения. Хозяйка чукчанка — пожилая женщина — выбегает мне навстречу и помогает волочить каяк — это так трогательно. «Зови меня баба Вера», — улыбается она.

Здороваюсь со всеми, меня приглашают в дом — небольшой деревянный балок с пристройкой-сараем. В домике одна жилая комната, длинная и узкая, с единственным окошком в торцевой части. При входе небольшая металлическая печка, рукомойник с раковиной, шкафчик с кухонной утварью. Две кровати друг против друга, застеленные шкурами, и узкий низкий стол между ними. Вот такая нехитрая обстановка семьи морских охотников — бабы Зины и деда Алексея. По соседству с ними в балке в то время жили еще трое охотников. Тем летом им не удалось заготовить достаточного количество моржей — основной пищи морских чукчей, и люди явно бедствовали.

— Чем же тебя кормить? — всплеснула руками хозяйка. — Ты ведь голодная, а ничего, кроме сырого мяса нет! Сейчас лепешки поставлю.

— Я все ем, — заверила я, начиная отогреваться от радушия и тепла.

Передо мной на столе появляется доска и небольшой кусок слегка обвяленного суховатого темно-вишневого оленьего мяса. Большим ножом отрезаю твердые ломтики этого удивительного кушанья и отправляю в рот.

Сутки мы пережидали непогоду с проливным дождем, а потом Алексей Иванович Кайы с двумя охотниками попытался подвезти меня на моторной лодке к причалу Ленинградского, откуда до самого поселка оставалось всего 12 километров. Вдоль берега все пространство было забито льдом, но на удалении нескольких километров от суши была вероятность открытой воды.

Мотор залило дождем, он долго не заводился. Наконец, мы немного отъезжаем от берега, лавируя между льдами, но мотор снова глохнет. Ветер пока не сильный, низкая облачность, видимость километра три, начинает сыпать снежная крупа. Молодой парень голыми руками копается в моторе. Холодно сидеть посреди Ледовитого океана без движения. Охотники поминутно курят, они совершенно спокойны. Вчера я слушала рассказ об обыденной вещи: как прошлую ночь мужики провели на льдине в открытой океане (мотор забарахлил), а в темноте возвращаться ледяными лабиринтами на сушу было опасно — налетишь на подводную глыбу, получишь пробоину — и поминай, как звали. Просто сидели всю ночь, кемарили до рассвета. Ни кукулей, ни теплых шкур на охоту не берут — лишний вес и объем. Да, тяжела работа охотников. Этим летом им удалось добыть всего трех моржей.

Мотор починен, но он ломался еще раз двадцать, пока мы, следуя вдоль ледяного затора, удалялись от берега и старались продвинуться в сторону причала. Местами мы следовали коридорами спрессованных льдин, разрезанных строго по вертикали так аккуратно, будто здесь орудовали горячим ножом. Это была работа ветра, он нагонял массивные ледяные поля друг на друга, они прессовались, а потом снова разъезжались. Страшно было вообразить, что случится с нашей лодчонкой, попади она в такой пресс.