Поль Верн - Из Роттердама в Копенгаген на борту паровой яхты «Сен-Мишель»

Первый шлюз был расположен в Рендсбурге, куда мы пришли в шесть вечера. Пройдем ли? Сомнения охватили нас при первом же взгляде на этот шлюз. Камера была такой короткой! Но наше беспокойство длилось недолго: через две минуты яхта уместилась в камере шлюза, однако заняла всю ее длину, так что для преодоления следующих шлюзов, которые были еще короче, требовалось снять бушприт. Операцию эту, недолгую и нетрудную, мы выполнили незамедлительно. К счастью, носовое украшение снимать не пришлось.

Рендсбург, считавшийся до германской аннексии одним из главных городов Дании, и сегодня играет важную роль.

Еще в античные времена одни из ворот города украсили надписью:

Eydora Romani terminus imperii[39].

И в самом деле по Айдеру проходила граница римских завоеваний. Ныне в Рендсбурге расположен штаб одиннадцатого корпуса германской армии. Сам по себе город не представляет особого интереса, а вот окрестности его живописны. Очарователен парк с огромными деревьями, нижние ветви которых купают свои листья в Айдере.

Трудно представить себе великолепие растительности в этой северной стране; кажется, что природа после долгого, шестимесячного зимнего сна оживает здесь с большей жизненной силой и торопится обрядиться весенней зеленью словно для того, чтобы поскорее забыть мрачные и туманные дни сурового времени года. Полевые цветы не ожидают даже таяния снегов, почки тянут свои тонкие замерзшие шапочки, прикрывающие ветки, нагретые соком, и все распускается разом с силою, неведомой нашему умеренному климату.

От Рендсбурга и до обширной Кильской бухты река пересекает настоящий парк, нечто вроде нашего Сен-Клу;[40] стволы деревьев достигают здесь двухсотфутовой высоты — главным образом это буки, сменившие росшие в ледниковый период дубы и сосны. Здесь Айдер разливается широкими плесами со спокойными и глубокими видами, отражающими почти без искажений живописные берега. Но дальше река опять сужается и причудливо змеится посреди высоких деревьев, смыкающихся вершинами и образующих непроницаемый для солнечных лучей свод. Яхта легко скользила в таинственном полумраке, между могучими мачтовыми деревьями и шпалерами ежевичных кустов, защищающих берега. Казалось, что путь ведет в неведомое.

Все вокруг было закрыто листвой, и река исчезала в лабиринте зелени. Тростники кланялись нам, нежданным пришельцам, водяные растения с широкими и спокойными листьями покачивались на волне и исчезали в ее глубине, словно охваченные внезапным испугом. И будто для того, чтобы поставить на этот восхитительный пейзаж свою индивидуальную метку, неподвижные аисты — в то время как щеглы выскальзывали из зарослей — глядели на нас без страха, а потом вдруг взлетали и усаживались, покачиваясь, на вершины деревьев или на маленькие зеленые треугольники, венчавшие крыши хуторских домиков.

Из Рендсбурга, оставив позади большое тюремное здание, выстроенное в верхней части города, мы вышли 17 июня в восемь утра, а на Кильский рейд прибыли в пять вечера. Мы преодолели шесть шлюзов, миновали два поворотных железнодорожных моста и пять или шесть обычных подъемных мостов. Все они великолепны в своей простоте: по одному человеку с каждого берега достаточно для того, чтобы за несколько секунд привести их в действие, естественно, с помощью хорошо продуманной системы противовесов.

А что же делают пассажиры в то время, как яхта поднимается или опускается вместе с водой в камере шлюза? Прогуливаются по буксирным дорожкам, ухоженным словно парковые аллеи; там стоял такой глубокий мрак, что солнце не могло его рассеять. Миленькие гостиницы, построенные в конце буксирных дорожек, встречают вас деревянными крашеными столами, на которых пенится великолепное пиво. Все это весело, живо, просто и очаровательно.

И как это через такие маленькие шлюзы, что оказались впритык даже «Сен-Мишелю», смогла пройти немецкая канонерка, бывшая на два метра длиннее нашей яхты?

Только в Рендсбурге мы смогли узнать об этом. Генеральный инспектор канала объяснил нам, что для шлюзования канонерок потребовалось удлинить камеры, построив временные ворота. Работа эта обошлась дорого, но она внушает уважение. Случилось это во время войны. Немцы боялись нападения французского флота на Вильгельмсхафен, защищенный тогда не так хорошо, как теперь. И они, не колеблясь, пожертвовали необходимую сумму на проводку по каналу двух или трех канонерок, призванных защитить побережье от хозяйничавших на море французов.

Несомненно, мы не ввязались бы в эту авантюру, если бы знали о всех подробностях до того, как покинули Вильгельмсхафен. Ведь еще самая малость — и «Сен-Мишель» не смог бы пройти по каналу! Будь он на двадцать пять сантиметров длиннее, нам бы пришлось возвращаться, в течение многих часов отрабатывая задним ходом, потому что развернуться возможности не представлялось. Это, конечно, было бы очень неприятно.

Как я уже сказал, Айдер крайне извилист, не говоря уже о то и дело попадающихся навстречу судах и даже небольших паровых лодках, заполненных туристами и веселящими их музыкантами. К тому же от Рендсбурга до Киля, за исключением нескольких мест, река крайне узка. Это приводит к тому, что повороты выполняются с большим трудом, а когда надо повернуть побыстрее, приходится заводить якорь на берег. Одного руля недостаточно, и суда, из тех, что подлиннее, испытывают в этих крутых излучинах большие сложности. Правительство вроде бы подумывает построить прямой канал большего сечения, который сможет принимать суда любого размера, включая военные корабли. После этого два военных порта, Вильгельмсхафен и Киль, будут связаны между собой и смогут в случае необходимости оказывать друг другу помощь.

— А Томас Пиркоп? — спросите вы меня. — Что сталось с блистательным Томасом Пиркопом? Задержался ли он на борту «Сен-Мишеля»? А если да, то что он сможет делать теперь, когда его познания иссякли?

Я дам вам совсем простой ответ: да, джентльмен остался с нами. Мы так привыкли к нему, к его важному виду и цветущему лицу, свидетельствующему об отличных условиях работы на яхте, что без него мы наверняка бы скучали. Надо сказать еще, что он, для того чтобы остаться на борту, предложил провести нас в Дил со скидкой, да, со скидкой! Всего за восемь фунтов!

На первый взгляд это кажется невероятным; но, подумав, нельзя не признать, что его финансовая система была хорошо продумана и предоставляла ему множество преимуществ:

1. Оставаясь на своем посту, Томас Пиркоп избавлялся таким образом от расходов, связанных с путешествием на пароходе из Томминга в Гамбург, а оттуда — к английскому побережью, и это был очень веский довод. 2. Свое пребывание на борту «Сен-Мишеля» он использовал для совершенствования во французском языке, и средство, им для этого избранное, казалось довольно-таки хитроумным. Он близко подружился с нашим коком, оказывая ему немалую помощь: чистил морковь, мыл салат, отбивал бифштексы, причем делал это просто-напросто кулаком, которым мог бы превратить мясо в фарш. Кроме того, лоцман сопровождал камбузного начальника на рынок, всегда уговаривая кока покупать только те продукты, которые нравились ему, Пиркопу, и прежде всего рыбу, к которой он пылал любовью заядлого рыбака. Он умел искусно приготовить рыбу, умел и красиво есть рыбные блюда.