Андрей Троицкий - По Америке с русской красавицей

Архитектура Французского квартала, повернутая в себя, – мрачна, но это нарочитая угрюмость, загадочная непостижимость происходящего, – и есть фирменный стиль квартала, да и, пожалуй, всего города. Душу Нового Орлеана верно передает мистический триллер Оливера Стоуна «Сердце Ангела». Пересмотрите его, – и вам передастся настроение города. Черная магия, колдуны вуду, мистицизм, аура вечных тайн бытия, которые не дано постичь человеку, окружает старинные кварталы, пропитывает собой, наполняет воздух. Подавляющая часть населения верит в колдовство и черную магию.

По-прежнему, прямые улицы пусты, дождь ненадолго кончился, но клубился туман, спрятавший высотные дома, стоявшие неподалеку. Новый Орлеан одно из самых дождливых и пасмурных мест в Америке, дождь может соткаться ни из ничего, только что светило солнце, и вдруг серая мгла затягивает город, и уже капли стучат по крышам.

Прохожу мимо мрачной готической церкви Святого Иуды, на ступенях корчится нищий, грязный юродивый мужчина неопределенных лет, выпрашивающий мелочь. Сворачиваю к парку Луи Амстронга. Через десять минут я вхожу на территорию кладбища. Могил здесь нет, только склепы. В городе, расположенном ниже уровня моря, тела в земле не хоронят, только сверху.

До сих пор практикуют старинный способ погребения, когда тело усопшего кладут в так называемую «духовку», что-то вроде печи. Закрывают заслонку на сорок дней. Ни огня, ни высокой температуры. Но по прошествии этого времени в «духовке» остается только пепел и кости, которые погребают в склепе. Как это получается – тоже загадка не из легких.

Иду по кладбищу, справа и слева близко друг к другу склепы, прямоугольные, квадратные, в форме пирамид, двухметровые или чуть ниже, впрочем, попадаются и великаны с трехэтажный дом, все покрашены известью. Среди них много полуразрушенных, почти развалившихся. Значит, не осталось в живых родственников, некому отремонтировать склеп. Но убирать эти развалины нельзя, по закону останки умерших должны храниться на месте захоронения до Страшного суда.

Дорожки на кладбище довольно узкие, за склепами ничего не видно. В узком пространстве между захоронениями разложен спальный мешок, рядом пара сумок. Человек с грязным лицом вылез из мешка, достал из сумки плоскую бутылку и приложился к горлышку, втянув в себя добрую порцию рома. Он закуривает, вытягивает босые ноги, не обращая на меня никакого внимания.

Иду дальше, выхожу к склепу, над которым установлена высокая стела с ангелочками. На нее забирался хиппи, один из героев культового фильма шестидесятых годов «Беспечный ездок». Он снимал штаны и испражнялся на памятник, с тех пор съемочные группы сюда не пускают. Фильм вызвал скандал, были призывы запретить его прокат. Сейчас эта картина уже не вызывает сильных чувств.

Иду дальше, но туман все время сбивает с дороги. Мне надо найти захоронение известной в городе колдуньи вуду, большой склеп с каменным крестом наверху, но, кажется, я заблудился. Довольно долго плутал по закоулкам кладбища, наконец, вышел к нужному месту. Склеп колдуна или колдуньи всегда отличишь от других. Возле него лежат подарки: детские игрушки, сувениры, бутылки со сладкой водой. А на стенах нарисованы крестики.

Сюда приходят люди, которые хотят исполнения каких-то желаний, нередко желаний запретных, противоестественных. Например, при помощи темных сил вуду вернуть любимого человека. Эта просьба небольшая. Тогда человек кладет свой подарок, рисует на стене склепа один крестик и шепотом просит об исполнении желания.

Излечить родного человека от тяжелой болезни – два крестика. И самые трудные просьбы, я не буду называть какие именно, – три креста. Склеп, который мне нужен, изрисован крестиками снизу доверху. На каменном кресте над склепом висят разноцветные бусы – подарки просителей, на земле детские игрушки и бутылочки с водой. На коленях стоит мужчина лет пятидесяти, по лицу размазаны слезы, он бьет поклоны и что-то горячо шепчет, косо поглядывая на меня.

Надо сказать, я не верю во всю эту чертовщину, в воскрешение из мертвых, в колдунов, но тогда, на кладбище, закрытым пеленой тумана, возле склепа колдуньи, рядом с этим мужчиной, бормочущим под нос что-то невразумительное, мне стало не по себе. Повеяло холодком, по спине побежали мурашки. Наверное, если где-то в мире существует город, который близок потустороннему миру, где кожей ощущаешь присутствие высших сил, могущественных, враждебных человеку, – это Новый Орлеан.

Себастьян приходит с получасовым опозданием. Это высокий худой креол с шапкой вьющихся волос, одетый в длинную блузу, подпоясанную шнурком. Он отводит взгляд, не смотрит на собеседника и хмурится, кажется, что у этого человека совесть нечиста. Он выслушивает меня, берет медальон, сжимает его в руке. О чем-то думает, наконец, говорит, что колдунья примет нас в одиннадцать вечера в церкви, он называет адрес.

– Сколько мы должны за визит? – спрашиваю я.

– Сколько дадите, – Себастьян глядит куда-то своим странным ускользающим взглядом. – Можете вовсе не платить. Это на ваше усмотрение…

Поворачивается и быстро уходит, растворяясь в тумане. Я с трудом выбираюсь с кладбища, после встречи с Себастьяном головная боль проходит, я чувствую себя увереннее. Возвращаясь в гостиницу, и до темноты не выхожу из номера. В девять захожу за Ритой. Она выглядит грустной и растерянной.

Мы находим ресторанчик, где играют музыканты, заказываем черепаховый суп и бобы под острым сладким соусом с сыром. Рита неразговорчива, она слушает тягучие мелодии блюза, о чем-то думает и вздыхает.

Уже стемнело, когда мы попали на нужную улицу. Город пуст, прохожих нет, моросит дождь, плавают клочья тумана. Церковь вуду напоминает магазинчик. Это одноэтажное старинное здание, серое, штукатурка местами отвалилась. Две витрины, как в сувенирной лавке, между ними дверь. С крыши мезонина на мир смотрят два прямоугольные окошка. Свет внутри погашен, я нажимаю кнопку звонка.

Открывает Себастьян, он зажигает верхний свет, проводит нас вдоль прилавка. Под стеклом какие-то амулеты, темные пузырьки, засушенные куриные лапки. На полках справа и слева банки, очевидно, наполненные формалином или спиртом. В них плавают змеи, тритоны, чьи-то белесые кишки. Мы идем через какие-то подсобные помещения, темные и пыльные, попадаем в просторный внутренний двор, с трех сторон кирпичные стены домов и заборов, поросшие мхом и увитые вечно зеленым плюющем.

Поодаль что-то напоминающее склеп, по двору беспорядочно расставлены позеленевшие от времени прямоугольники природных камней, некоторые доходят мне до плеча. Ближе к двери фонтанчик, где можно попить воды. Возле дома керамические горшки с папоротником и пальмами. Навстречу из соседней двери выходит черная женщина в облегающем платье из красного искусственного шелка, на шее платок с крупными цветами.