Юрий Усыченко - Белые паруса. По путям кораблей

Расстояние между островком и дрейфующим судном продолжало сокращаться, правда, медленнее. Повинуясь своим прихотям, лед ослабил давление. Впереди затемнело что-то, похожее на разводье. Обдумывать и колебаться не оставалось времени. Капитан скомандовал: «Полный вперед!» Поступить иначе, несмотря на предупреждение механиков, он не мог. Он верил, что специалисты, отличию знающие дело, сумеют подчинить себе двигатель, менее выносливый, чем люди.

«Горизонт», как пришпоренная лошадь, рванулся и полминуты спустя был вне опасности. Все молча смотрели туда, где неторопливо уходил в темноту Дрогден.

Лоцман обратил внимание на свой костюм. Не говоря ни слова, повернулся и ушел в каюту — досыпать. Больше, но его предположениям, ничего с «Горизонтом» случиться не могло. Разве вступит в игру донная мина, о которой предупреждает лоция, — караулит «кораблиная смерть» где-то рядом. Но это такой ничтожный шанс, что думать о нем нелепо.

Постепенно-постепенно мы отплыли далеко от Дрогдена, чуть не ставшего для «Горизонта» роковым.

Не все отделались так легко. Спустя неделю получил серьезные повреждения большой танкер, прижатый к островку, как «Горизонт», но не сумевший выскользнуть.

К исходу ночи наш теплоход снова засел во льду. На этот раз прочно. Но опасности его не подстерегали. На счастье, сравнительно недалеко оказался «Капитан Воронин». Он помог выбраться к чистой воде.

Серым вьюжным днем мы отдали якорь у шведского порта Треллеборг. Подняли красно-белый флаг, вызывая лоцманский бот. Возле нас было еще несколько судов, пережидающих штормовую погоду, которая успела разгуляться с утра. Белый, как бы обрубленный с кормы и с носа паром, из тех, что непрерывно курсируют между Швецией и Данией, жался к кромке льда, опасаясь двинуться в путь. Пошарпанный французский пароходишко отчаянно мотало порывами шквалистого ветра.

Ждать бот пришлось долго. Мы видели, как один вышел из гавани, не смог преодолеть лед, вернулся, его сменил другой. Благополучно добрался к нам, взял мистера М. Наш невольный пассажир на прощание приветливо помахал рукой.

Теперь «Горизонт» мог идти своим курсом — на Росток.

Однако всем событиям нашего рейса еще не суждено было кончиться. Радист поймал «SOS». Два судна столкнулись во льду, вернее, их столкнул лед, — получили серьезные повреждения: нос сухогруза угодил в борт танкера, пробил его, пострадал и сам. Обеих бедолаг держит на плаву лед. Если он разойдется, будет плохо, и они просят помощи, пока положение не ухудшилось.

Пошли на «SOS».

Опять началась неравная борьба со стихией. Труднее всего переносил ее сам «Горизонт», не приспособленный к таким передрягам. Он не рассчитан на плавание в высоких широтах, лед для него труднопроходим. То и дело встречались льдины, от ударов о которые форштевень звенел, судно останавливалось. Отрабатывали задний ход, искали другую лазейку, слабое место противника.

Когда «Горизонт» был в шестнадцати милях от места аварии, сообщили, что к терпящим бедствие пробились шведские спасательные суда, выполняют необходимые работы.

В последнее утро туман ослабел. Стало видно вокруг миль на пять и зрелище было невеселое: лед, ни одного разводья. И лед крепко схватил «Горизонт». Вторично, как несколько суток назад, после Дрогдена, своими силами теплоход освободиться не мог. Но помощь была близка. Скованный «Горизонт» простоял не больше двух-трех часов, как подошла «Вьюга» — сильный, прочный ледокол советской постройки. Любо-дорого было смотреть, как молодецки крушила она льдины.

Скоро показались трубы, крыши Варнемюнде — города, стоящего в устье реки Варнов. Порт Росток в нескольких милях выше по течению. Там окончится наш рейс.

Была когда-то морская песня:

Где гавань нашего сердца и нашей судьбы? Моряк всегда в пути. Остановить его может только авария. Присужденный к покою, он теряет счастье, проводит долгие дни, глядя, как появляются из бескрайней шири, как уходят и даль дымы кораблей; ночью снятся ему штормовые закаты.

Но прибытие в гавань для моряка — праздник. После долгого моря по-особому воспринимаются силуэты домов на берегу и сами дома, люди на набережной, городской пейзаж, необычный и волнующий.

Наш теплоход начал подниматься вверх по течению реки Варнов, минуя Варнемюнде, к Ростоку.

Был воскресный день. По дамбе, ограждающей вход в реку, прогуливались горожане. Завидев судно под советским флагом, многие приветливо махали рукой. Доброе слово нужно каждому, особенно ценит его путник. Когда мчится поезд, когда проходит судно, не забудьте послать им привет. Как всякое хорошее дело, это нужно не только им, но и вам.

С правого борта «Горизонта» видны были цеха, стапели, слева тянулись маленькие причалы рыбаков, спортсменов, судов портового флота. На берегу выстроились уютные коттеджи, длинные порядки особняков предместья. Их становилось все больше, ряд переходил в улицу, пока не начался Росток — порт назначения и конец нашего пути.

Вокруг «Горизонта» захлопотали буксиры — энергичные, тупоносые, вертлявые. Они забегали то справа, то слева, с сердитым сопением толкая борт «Горизонта», завозили кормовой швартов; яростно бурля винтами, стремились погасить инерцию шеститысячетонного судна. Особенно экзотичен был буксир под названием «Эльба». Собственно, не столько буксир, сколько его капитан, неимоверно толстый, в нахлобученной на лоб морской фуражке, с добродушно-веселым лицом «положительного» шкипера из пиратских романов. Несмотря на необъятные габариты, двигался он легко и быстро.

«Горизонт» втиснулся между сухогрузом «Хороль», пришедшим с Дальнего Востока, и «Зенитом», однотипным с нами учебным судном Ленинградского высшего инженерного морского училища. Раздалась традиционная команда: «На буксире! Стоп работать!» — означающая, что рейс окончен, судно крепко пришвартовано к берегу.

Подведена еще одна черта под событиями нашей жизни, мы пришли, куда стремились. Можно возразить: а не все ли равно? Моряк, дескать, равнодушен к новым местам, новым впечатлениям — столько приходит, столько проходит их в непрерывной смене стран, портов, морей. Сегодня задыхаешься от жары под тропиками, через месяц сечет лицо снежный шторм — все четыре стороны света открыты, небеса обеих полушарий знакомы.

Все это гораздо сложнее, чем кажется постороннему наблюдателю. Беспокойная душа землепроходцев, раздвинувших Россию на полсвета, «беглых людишек», казаков, всех, кто от родной Твери да Рязани, смелый и сирым, убогий и могущественный, добирался в Аляску и рубил избу на берегу Мексиканского залива, живет в каждом моряке, иначе не будет он настоящим моряком, а всего лишь работником водного транспорта. Рядовой матрос рядового торгового судна, хотя и не может порой отдать себе отчет в ощущениях своих, чувствует и думает то же, что чувствовал и думал Колумб, когда с мачты каравеллы крикнули: «Земля!» И не надо делать наших людей «простыми» — словечко это одно время прочно вошло в моду.