Иван Крузенштерн - На парусниках «Надежда» и «Нева» в Японию. Первое кругосветное плаванье российского флота

Плотничный десятник Тарас Гледианов.

Плотник Кирилл Щекин.

Конопатный десятник Евсевий Паутов.

Конопатчик Иван Вершинин.

Купор Петр Яковлев.

Бомбардиры: Никита Жегалин, Артемий Карпов.

Слесарь Михаил Звягин.

Подшкипер Василий Задорин.

Квартирмейстеры: Иван Курганов, Евдоким Михайлов, Михаил Иванов, Алексей Федотов.

Боцман Карп Петров.

Матросы: Егор Черных, Филипп Харитонов, Иван Елизаров, Даниил Филиппов, Федосей Леонтьев, Николай Степанов, Иван Яковлев, Нефед Истреков, Егор Мартюков, Мартимиян Мартимиянов, Василий Фокин, Иван Михайлов 2-й, Филипп Биченков, Алексей Красильников, Феодор Филиппов, Григорий Конобеев, Матвей Пигулин, Спиридон Ларионов, Перфилий Иванов, Эммануил Голкеев, Куприян Семенов, Резеп Баязитов, Иван Михайлов 1-й, Сергей Иванов, Дмитрий Иванов, Ефим Степанов, Клим Григорьев, Егор Григорьев, Иван Логинов, Иван Щитов.

Денщики: Степан Матвеев, Иван Андреев.

Посланник, камергер Николай Петрович Резанов.

Принадлежащие к свите посланника: свиты его и. в. майор Ермолай Фридерици, гвардии поручик граф Федор Толстой, надворный советник Федор Фос, живописец Степан Курляндцев, доктор медицины и ботаники Бринкин, приказчик Американской компании Федор Шемелин.

Находившиеся на корабле «Нева»:

Капитан-лейтенант и кавалер Юрий Лисянский.

Лейтенанты Павел Арбузов, Петр Повалишин.

Мичманы Федор Коведяев, Василий Бер.

Штурман Даниил Калинин.

Доктор медицины Мориц Лабанд.

Служителей 45 человек.

Принадлежащие к свите посланника: приказчик Американской компании Коробицын.

Августа 4-го по новому стилю, везде мною употребляемому, настал ветер восточный. Немедленно сделал я сигнал сниматься с якоря; но не прошло и двух часов, как ветер опять переменился из восточного в западный свежий, продолжавшийся до 7 августа, день, в который нам предопределено было оставить Кронштадт.

Августа 7-го пополуночи в 9 часов переменился ветер от SW к StO и в 10 находились мы уже под парусами. В сие время прибыл на корабль адмирал Ханыков пожелать нам счастия и проводил нас до брандвахты, стоявшей на якорях в 4 милях от Кронштадта.

День был самый прекрасный и теплый, термометр показывал 17 градусов; но, невзирая на то, надобно было ожидать худой погоды, ибо морской барометр опустился в несколько часов на 4 линии, а именно от 29,90 на 29,50. В 10 часов сделался свежий ветер от SW, который принудил нас лавировать целую ночь; на другой день ветер усилился и дул при пасмурной погоде от SW и W так, что ход наш был очень неуспешен, и мы, находясь в виду острова Гогланда, не могли обойти его. 10-го числа ветер утих, и погода сделалась опять прекрасная.

В 2 часа пополудни обошли мы остров Гогланд. Наконец, к немалому нашему ободрению, ветер отошел к SO. В 12 часов ночи по счислению нашему миновали мы Ревель, а в 6 часов утра Пакерорский маяк и остров Оттесгольм. В 10 часов увидели маяк на острове Даго; 14-го в 5 часов утра увидели мы остров Гогланд, плыли вдоль берегов оного на расстоянии 10 или 12 миль, любуясь приятными его видами; но удовольствие наше нарушилось печальным приключением: ибо в 8 часов утра упал нечаянно с «Невы» матрос в море. Хотя немедленно спущено было гребное судно, однако не могли уже спасти его. Он умел отменно хорошо плавать и был крепкого сложения; почему и должно полагать, что при падении получил сильный удар, отнявший у него силы держаться на поверхности моря. В 4 часа пополудни увидели мы оконечность Гогланда, называемую Гобург.

В 12 часов следующего дня увидели мы с марса остров Эланд. Судя по счислению, должны мы были проходить мимо Борнгольма в 2 часа ночи при свежем от OSO ветре с пасмурной погодой, почему и почел я нужной предосторожностью на несколько часов лечь в дрейф. Мы увидели этот остров на рассвете. В половине 3-го часа открылся остров Меун. Бывший тогда довольно свежий ветер сделался столь слабым, что мы принуждены были в 9 часов вечера стать на якорь в расстоянии 21 мили от Копенгагена. На другой день поутру рано снялись с якоря и в 5 часов вечера пришли на большой Копенгагенский рейд, где и стали на якорь.

Вскоре потом с сей батареи (крон-батареи) прибыл к нам офицер с приветствованием и с изъявлением со стороны правительства готовности к поданию нам помощи, нужной для поспешнейшего окончания работ. Мне надобно было корабль свой совсем перегрузить, почему и просил я о позволении произвести сие в действо на малом рейде, в чем адмиралтейств-коллегия мне и не отказала. На другой день, по получении сего позволения, немедленно свезен был порох; 20 августа пошли мы туда с «Невою». Адмиралтейство дало нам для выгрузки большие лодки: итак, хотя могли мы без замедления начать свою работу, но она непредвидимыми обстоятельствами была задержана.

По прошествии 10 дней, когда почти все уже готово, полученное от консула нашего из Гамбурга письмо поставило нас в необходимость с крайнею неприятностью работу перегрузки начать снова. Консулу препоручено было сообщить мне совет, чтобы купленную в Гамбурге солонину пересолить непременно, ибо в противном случае может оная скоро испортиться. Сие так поздно полученное уведомление нашел я столь важным, что не мог оставить оного без исполнения, невзирая даже и на то, что почти весь корабль надлежало для сего выгружать потому, что гамбургскую солонину по особенной ее доброте погрузили мы на самый низ, в намерении употреблять ее не прежде, как через два года.

При пересаливании открылось, что через несколько месяцев надлежало бы бросить оную в море, для того, что некоторые бочки и тогда оказались уже испорченными. Я велел осмотреть также большую часть и с. – петербургской солонины, которая нашлась вообще лучше гамбургской, выключая худых бочек, замененных мною новыми. Сия предосторожность была столь необходима, что без оной, конечно, лишились бы мы целой половины сей провизии.

Долговременное пребывание наше в Копенгагене было для меня крайне неприятно, ибо сверх потери времени, которое почитал я драгоценным, сопрягалось с великими хлопотами, причинявшими мне много досады; но сия скука услаждаема была приятным обхождением с Бугге, директором копенгагенской обсерватории, и с командором датского флота Левенорном. Дружеский их прием и поучительное беседование с сими двумя достойными мужами, имеющими пространные сведения, соединенные с любезным нравом, облегчали много мое положение. Первый из них позволил мне с великой благоуслужливостью принести к нему на обсерваторию хронометры и благосклонно принял на себя труд поверить ход оных астрономическими наблюдениями, что и выполнено им с особенною точностью.

Бугге имеет отменный физический кабинет, употребляемый им ежедневно при своих лекциях, посещаемых достопочтенными копенгагенскими обоего пола особами. Библиотека его немаловажна и состоит из книг отборных. Астрономические книги собраны особо, в малой, соединенной с большою библиотекой, комнате, в которой он упражняется[23]. Копенгагенская обсерватория, как то известно, одолжена настоящим своим состоянием достоинству ее директора, до которого существовала она одним только именем. Положение ее отменное. Она находится на так называемой круглой башне, коей высота 120 футов.

Вид с оной самый прекрасный. Весь город, гавань и рейд представляются зрению. Противулежащий шведский берег виден ясно; в посредственную трубу можно усмотреть каждый дом в Мальме и Ландскроне. Круглая башня построена в царствование Христиана VI, и ученик славного Тихо Браге Христиан Лонгомантан устроил на оной обсерваторию в 1656 г., следовательно, 20 годами прежде обсерваторий Парижской и Гринвичской. При обсерватории находятся четыре весьма изрядные покоя, занимаемые директорским помощником Сиебергом и его сыном, прилежным наблюдателем. Здесь видел я несколько хронометров, сделанных копенгагенским художником Армандом, но оные все, кроме одного, должны быть весьма худы. За несколько лет назад посылан был капитан Левенорн в Вест-Индию для испытания сих хронометров; оные оказались ненадежными и, уповательно, не могут никогда быть употребляемы.

В Дании есть чиновник, называемый обер-лоцман, имеющий также смотрение за устроением и содержанием маяков. Левенорн, находясь при сей важной должности со времени смерти адмирала Лауса, трудится с неутомимой ревностью о доставлении мореплавателям возможности безопасности около берегов датских и норвежских. Нет ни одного почти маяка, который бы со времени управления его сею частью не был перестроен или исправлен. С 1797 г. сделано оных вновь четыре. Устроение нового маяка на острове Христиан-Э близ Борнгольма занимало его много в сие время. Близость нового же маяка на северной оконечности острова Борнгольма, освещаемого угольями, требовала явно приметного особенного освещения маяка на Христиан-Э; почему и решился он произвести то параболическими отражателями (рефлекторами), обращаемыми вокруг машиною.