Герберт Тихи - Край безымянных вершин (отрывки)

Утром четвертого дня я еще нетерпеливее всматривался вдаль, чувствуя, как вместе с голодом нарастает и раздражение. Шерпы ведь знают, что мне нечего есть, – чего же они прохлаждаются в Каигоне? Тоже, называется, товарищи!..

Я замерз и стал неуклюже подпрыгивать, пытаясь согреться. В этот самый миг и показался Пазанг. Он шел широким шагом, с внушительной ношей на спине. «Должно быть, несет куртку и спальный мешок», – решил я. Пазанг явно спешил. Увидев меня, он просиял:

– Остальные сейчас придут. Я принес еду! – И с этими словами он вытащил из рюкзака жареную курицу.

Никто не мог сравниться с Аджибой в приготовлении жареных кур! Я принялся пожирать ее, а Пазанг рассказывал:

– Мы не могли вернуться сразу. Целый день ушел на покупки. Мы несем шесть килограммов меда, муку, цамбу, на две недели конопли, двух кур и живую овцу.

Ничего не скажешь, постарались на совесть!

В довершение Пазанг сообщил, что захватил с собой Аджибу, а кассу сдал на хранение старосте.

Четверо носильщиков, столько продовольствия и снаряжения, – ну уж теперь против нас не устоят никакие горы!

Мы собирались сначала взойти на несложную вершину к югу от лагеря. Кстати, оттуда открывался хороший вид на окружающие горы.

Закончив приготовления, мы вышли из пещеры и стали подниматься мимо кривых березок, затем по большим лугам с огромными маками и дальше через скудные пастбища и осыпи. Лагерь разбили на морене. Не сразу удалось собрать среди камней достаточно льда, чтобы вскипятить чай.

В лагере было холодно и не слишком-то уютно, но зато нашему взору представился великолепный вид. Еще долго после того, как стемнело, далекие снеговые вершины сияли бело-желтым светом. Увы, того, кто позволил себе долго любоваться этим упоительным зрелищем, ожидала суровая кара: я окоченел от холода и вынужден был забраться в палатку.

На следующее утро солнце показалось очень поздно. Мы лишний раз познали, как важно ставить палатку в таком месте, куда солнечные лучи проникают пораньше. Конечно, вечером трудно угадать, где именно выглянет завтра солнце и как лягут тени, но стремиться к этому надо!

Аджиба, Гьялсен и Пемба стали переносить палатки. Мы с Пазангом начали восхождение.

Через моренный участок мы вышли на ледник. Здесь пришлось надеть кошки, однако страховка еще не требовалась. Первое восхождение прошло сравнительно быстро, и вот мы уже на вершине – 5600 метров над уровнем моря. Но здесь оказалось, что это всего лишь начало длинного гребня, простирающегося в западном направлении. Гребень венчала основная вершина, высотой около 6000 метров. Что ж, попытаемся взять и ее!

В три часа гребень привел нас к опасному месту. По обе стороны вниз, на глубину тысячи метров, обрывались крутые склоны, а снег здесь был неровный и рыхлый. Мы сели на «седло» верхом и продолжали движение таким образом, пока не добрались до твердого льда. Дальше требовалось вырубать ступеньки. Думаю, что мы справились бы с новым препятствием, но на это ушло бы немало времени, а солнце уже спустилось довольно низко. Нам нужно было успеть вернуться в лагерь. Предыдущей ночью стоял тридцатиградусный мороз – не могло быть и речи о ночевке под открытым небом без теплой одежды.

Мы повернули и приступили к спуску. В одном месте мы обнаружили, что можем значительно сократить путь, если скатимся вниз по крутому леднику.

Я спросил Пазанга, что он думает об этом.

Он долго и внимательно разглядывал обрыв, потом заявил:

– Лучше не пробовать. Неизвестно, что прячется вон там. – И Пазанг указал на маленький горбик.

Сам я был почти убежден, что на леднике нет больших трещин, однако не стал настаивать, и мы продолжали, напрягая последние силы, спускаться тем же путем, что поднимались.

В лагере нас встретили горячим чаем, и мы быстро повеселели. Пусть нам не удалось взять вершину, зато мы разведали местность, испытали друг друга в деле и прониклись взаимным доверием, а это в горах важнее всего. Я был очень доволен, хотя почти всю ночь не спал: несмотря на спальный мешок, я дрожал от холода. Рано утром градусник показал тридцать шесть градусов мороза.

Мы не стали снова пытать счастья на вершине, которая так легко отбила нашу атаку. Несколько западнее на том же гребне возвышался другой пик, и я предпочел попробовать взять его. Мы навалили на спину палатки, дрова и прочее имущество и перенесли лагерь в другой конец ледника.

Опасение лавин и камнепадов заставило нас разбить палатки прямо на льду, подальше от отвесных стенок. Двое шерпов остались работать в лагере, а Пазанг, Аджиба и я пошли разведывать подходы к вершине. Как это часто случается, трудно было отдать предпочтение какому-то одному пути. Мы видели два равноценных и одинаково ненадежных варианта. Первый путь вел к западному предвершинному гребню; дальше мы могли только гадать, но следовало опасаться больших расщелин.

Второй маршрут пролегал по почти отвесной стенке до полки, от которой до вершины, как нам казалось, было нетрудно добраться.

Мы избрали второй вариант – напрямик. Правда, этот маршрут выглядел труднее вначале, но зато легче у вершины. Пока не стемнело, мы занимались подготовкой – вырубали ступеньки в твердом снегу. Чудесно было работать в одной связке с гималайскими ветеранами Пазангом и Аджибой. Мы действовали согласно и четко, никто не указывал, не командовал, не поправлял – мы были единой связкой.

Ночь выдалась холодная и бессонная. Но вот взошло солнце, и к нам вернулись жизнь и бодрость. Аджиба еще до рассвета приготовил завтрак. Мы с Пазангом ели, не вылезая из спальных мешков. Нам двоим предстояло в этот день большое испытание, и за нами ухаживали, как за породистыми скакунами.

Мы взяли только свое личное снаряжение, а из еды – жареную коноплю и мороженый мед, палатки оставили.

Снег звучно скрипел под ногами. Запыхавшиеся и горячие, хотя подшлемник и покрылся ледяной коркой от дыхания, мы вышли к крутой снежной стене, которую видели накануне. Дальше двигаться можно было только с веревкой. Здесь, с северной стороны, снег оказался хуже, чем на позавчерашнем гребне. Тонкий наст легко проламывался, местами под белой снежной мукой скрывался идеально гладкий лед. Постепенно мы выбрались на льдистое ребро и продолжали подъем по нему с теневой стороны.

Далеко внизу, в бескрайной ледяной пустыне, крохотными точками выделялись две палатки. Я ощущал необычный душевный подъем. Нет, не честолюбие и не жажда рекорда побуждали меня идти на восхождение. Вершина была безымянная, она не входила даже в число гималайских гигантов. Если не вернемся в лагерь, надгробное слово будет очень коротким. Аджиба сурово произнесет: «Они не вернулись» – и все.