Луи Ружемон - Приключения Ружемона

Я увидел наконец опять открытое море и в конце пролива заметил маленький островок, к которому, как мне показалось, можно было рискнуть пристать. Но как только я приблизился к нему, на берегу быстро появилась новая толпа чернокожих; они бросились на свои плоты и стали грести по направлению ко мне. Но я, наученный горьким опытом, счел более благоразумным не подпускать их слишком близко к себе и потому поднял парус и направился в открытое море. На корабле был большой запас ружей и боевых запасов, и мне легко было бы потопить одну или две лодки туземцев и тем охладить их пыл. Но я удержался от этого, рассудив, что все равно ничего этим не выиграю. В это время я потерял уже всякую надежду увидеться когда-либо со своими друзьями; но, конечно, не отчаивался добраться до земли, хотя совершенно не знал, какого направления следовало мне держаться. Мне казалось, что если я направлюсь прямо на запад, то должен буду встретить Тимор или какой-либо другой остров Голландской Индии, и поэтому следующие три или четыре дня я плыл все в этом направлении без дальнейших приключений.

На четвертый день после встречи с воинственными чернокожими поднялся сильный ветер, и я занялся приведением корабля в такое состояние, чтобы он мог выдержать бурю, которая, как я предвидел, была неизбежна. Я стоял на корме и наблюдал тучи, собиравшиеся темными, серыми массами, как вдруг вода как-то странно поднялась почти у моих ног, и громадная черная рыба, очень похожая на сильно увеличенную морскую свинку, выпрыгнула на воздух подле самой кормы моего маленького корабля. Это было чудовищное, отвратительное на вид создание, величиною приблизительно с маленького кита. Странный способ, которым оно вздумало развлекаться около самого борта, сильно смутил меня, и я был сердечно рад, когда оно вдруг исчезло из вида. Погода между тем становилась все более бурной, и так как день клонился к вечеру, то я употреблял все усилия, чтобы держать нос корабля прямо против ветра; но это было слишком трудное дело. Я совершенно не в состоянии был смотреть зорко вперед, и мне оставалось только надеяться, что Провидение поможет мне выбраться из этой ситуации благополучно.

Все это время я не терпел недостатка в пище. Конечно, я не мог ничего сварить себе, но в моем распоряжении было много заготовленной провизии. Я кормил и Бруно; в эти дни я по целым часам разговаривал с ним, и эти разговоры были для меня большой поддержкой и утешением. Утром на пятнадцатый день я с обычной тщательностью исследовал горизонт, как вдруг, посмотрев вперед, увидел, что море было совершенно бело от пены буруна; я знал уже, что это означало близкое соседство подводного рифа. Я бросился отвести корабль в сторону, но было уже поздно; я не мог оказать ни малейшего влияния на его ход: он упрямо шел вперед к гибели.

Через несколько минут дно его со страшной силой ударилось о коралловый риф, и когда он засел на нем, то задрожал, бедный, с носа до кормы. Толчок был так силен, что я тяжело упал на палубу; Бруно, не будучи в состоянии ничем помочь мне, облегчал себя жалобными вздохами. Пока корабль оставался пригвожденным к скале, я с тоской осматривал местность со снастей; как вдруг совершенно неожиданно громадная волна навалилась на корабль со стороны кормы и наводнила палубу, опрокинув меня и произведя страшный беспорядок. Я со страшной силой был сброшен со снасти на палубу, и когда наконец поднялся, весь окровавленный и покрытый синяками, то первое, что я сознал, это мертвая тишина кругом, которая необычно поразила меня, потому что только несколько минут тому назад раздавался жуткий рев и треск буруна; притом я видел, что буря продолжала еще свирепствовать, но при всем том ни один звук не достигал моего слуха.

Наконец, постепенно, ужасная истина открылась для меня, — я совершенно оглох! Сильный удар волны прямо по голове совершенно лишил меня чувства слуха. До какой степени был я подавлен, когда понял трагичность ситуации, — этого никто не в состоянии себе представить. Но несчастье оказалось слишком преувеличенным; на следующее же утро я почувствовал внезапный треск в левом ухе и немедленно вслед за этим услышал глухой рев буруна, свист ветра и лай моей преданной собаки. Но правое ухо оказалось поврежденным решительно, я и до сих пор совершенно глух на эту сторону. Только мне пришло в голову, что мы минули уже самую страшную опасность, как, к величайшему моему ужасу, вновь раздался жуткий треск, и я догадался, что корабль опять ударился о другой риф. Несколько времени он оставался пригвожденным к месту, но затем волны снова вынесли его на глубину. Теперь безжалостные рифы ясно виднелись со всех сторон, а на некотором расстоянии я мог рассмотреть маленькую песчаную отмель, возвышавшуюся на несколько футов из вод лагуны.

Пока я осматривался кругом, палуба вдруг задрожала, и корабль начал быстро погружаться в воду со стороны кормы. К счастью, впрочем, вода в том месте не была особенно глубока. Когда я увидел, что ничто уже не может спасти корабль, что он весь залит водой, я отвязал кое-что самое необходимое, несколько бочонков, ящиков, сундуков, в надежде, что волны вынесут их на землю и что, быть может, они мне пригодятся впоследствии. Я оставался на корабле, пока только было возможно, стараясь соорудить плот, на котором можно было бы отвезти некоторые вещи на берег, но не имел времени окончить его.

Неумолимая вода поднималась все выше и выше, и наконец я, сделав знак Бруно следовать за мной, бросился в море и поплыл по направлению к песчаной отмели. Все лодки были потеряны еще вместе с малайцами. Море было еще очень бурно, и так как волны шли мне навстречу, то плыть было в высшей степени трудно. Собака, казалось, понимала, как трудно было мне бороться с волнами, потому что все время плыла непосредственно передо мною и постоянно оглядывалась, точно желая убедиться, что я благополучно следую за ней. С невероятными усилиями я наконец добрался до берега, но взобраться на него и стать на землю оказалось совершенно невозможным. Каждый раз, когда я пытался стать на ноги, сильный отбой отбрасывал меня назад; при моем крайне изнуренном состоянии это приводило меня в совершенное отчаяние. Один раз такая волна отбросила меня опять далеко на глубину, и я, уверен, потонул бы, если бы моя умная собака не явилась мне на помощь, схватив меня за волосы, которые, кстати, были очень длинны, так как я не стриг их с самого детства. Да, умный Бруно тащил меня, тащил, проплыл со мною уже половину дороги сквозь бурун, и, казалось, я не особенно затруднял его собою.

Между тем я успел несколько собраться с силами и тогда, высвободив свои волосы, уцепился зубами за конец хвоста Бруно, предоставляя ему таким способом помочь мне добраться до берега. Это было замечательно сильное и умное животное — австралийский дог, и ему, казалось, очень понравилась возложенная на него задача.