Американский альбом - Селим Исаакович Ялкут

Без Зигмунда Фрейда – адвоката человеческих страстей (понять – значит простить) женщинам трудно было рассчитывать на снисхождение, но Фрейд жил в Вене совсем в другое время. Хотя костры горели и при нем, жгли на них книги самого Фрейда и едва не убили его самого. Бдительности не бывает много, и повод проявить ее всегда найдется. Казалось бы, лучше остановиться, но как? Разве старушка с вязанкой хвороста на костер для Джордано Бруно, не совершает богоугодное дело?.. Последние гроши отдала только бы занялось, как следует, оделась, как на праздник. Он самый и есть… Дров на всех хватит, и еще поднесут, хоть жгут теперь не только дровами…

Шагала рука сама вела. Художник выбрал сюжеты из Ветхого Завета, ему было близко, а протестанты, заселившие этот край, не в обиде. И с Рокфеллерами заодно. Мистика какая-то, хоть слово такое в церкви лучше избегать.

А как с верой? Начинаешь с озабоченным лицом искать, будто что-то потерял. Можно объяснить, но как-то не в первую очередь. Религия нашла культурную маску и живет в ней, икона стала картиной и обрела эстетическую ценность. Можно, конечно, отнестись по-разному, но умные люди сошлись на том, главное здесь – памятник культуры. Время откровений миновало (будто бы), а то, что можно осмотреть, каждый волен принять самостоятельно (плюс старания экскурсовода). Хочешь воспарить – дождись конца экскурсии и воспари. По моим ощущениям (а в церкви они особенные) – даже если Благодатный огонь на эти стены не сходит, из Розы потягивает сквознячком. Сейчас век модерна и его многосмысленных последствий (постмодерна), все, что есть (и чего еще нет), рождается из полноты натуры, как душеньке угодно.

Вот именно, не душе, а душеньке. Мы здесь, разве этого мало? Где каждый сам себе – и Гегель, и Цезарь. Пришел, увидел, ушел. Что-то съел по дороге, пожевал слегка, чтобы не перебить аппетит. В нашем лучшем из миров…

Я не доверяю фотоаппарату. Отношения с ним у меня не сложились, фотолюбителем я так и не стал. Хоть само по себе это занятие увлекательное, есть большой соблазн перевести окружающий мир в личное пользования, не затрачивая на это больших усилий. Просто потому, что Кодаки и Кеноны потрудились и низвели фотолюбительство до уровня легко утолимого искушения.

Фотолюбитель – существо эгоистичное. Мало того, что он хочет присвоить окружающую действительность, ему еще нужно остаться с ней наедине, подождать, пока отойдут посторонние и только тогда отпустить улыбку навстречу фотокамере или сделать подобающий случаю реверанс. Чаще всего любитель фотографируется на фоне неподвижных объектов, так называемых, исторических памятников, или пейзажа: морского или горного, позволяющего подчеркнуть поэтические, а значит, лучшие свойства натуры. Фотография соответствует глубинным свойствам человеческой природы, позволяя представить любовь, дружбу, выполнение воинского долга в лучшем виде и с лучшей стороны. Даже порнография, порицаемая за пренебрежение нормами морали, не составляет здесь исключения, а служит своего рода открытием, ранее доступным лишь посвященным. Вон оно как…

С появлением фотографии число тайн на земле уменьшилось, времена ширм, вееров и фиговых украшений отошли в прошлое, современные средства изображения перевели символы демократии в картинку с пожиманием сановных ладоней и целованием в пупок безропотных младенцев. Миры верхов и низов слились воедино благодаря фотографии. И самого Господа не удалось сфотографировать отнюдь не потому, что его нет. Просто Повелителю Мира нельзя запретить шевелиться, просить сложить руки на животе, вытряхнуть крошки из бороды или попросить постоять спокойно, если где-то чешется или зудит. Выберите, как вам приятнее, отряхнитесь и попробуйте сделать чи-и-з. Изображение выходит расплывчатым, неясным, про него так и говорят: вышло непонятно что, не задумываясь. А зря. Дух являет себя, где хочет, включая фотокамеру, и потому непредсказуем даже для опытного фотографа. По крайней мере, пока.

Для утоления страстей в мир посланы цветы, бабочки и пернатые, в первую очередь, павлины и попугаи. Они удерживают мир на своих хрупких лепестках и перьях, цветастых до умопомрачения, как английские гвардейцы. Пусть приблизительно, но так это выглядит. А теперь еще фотография. С ней мы все больше становимся детьми. Возможно все! Нужно лишь выждать, поймать подходящий момент. Хочешь сделать себе приятное? Сделай. Если не удается удивить мир, удиви хотя бы несколько человек, которым ты небезразличен. И возрадуйся!

Братья наши меньшие это чувствуют, хоть некоторых можно назвать так – меньшими – с большой долей подобострастия. Например, львов. В огромном открытом вольере за гигантским рвом бродят, играя мускулатурой, полусонные хищники. Они сыты, ухожены и величественны. А гривы какие – без всякого щампуня. Вот бы нашим дамам так, да, и мужчинам не лишнее. С другой стороны, из-за ограды (рва мало) во львов целятся со штативов десятки фотокамер. Скорченные за камерами фотолюбители не щадят сил и здоровья, хоть здоровье, благодаря рву, в полной безопасности. Если бы вместо львов были верблюды, можно было бы сказать, им на наши старания далеко наплевать. Про львов так не скажешь. Они щурятся на фотографов и никакая эмоция, кроме полнейшего равнодушия, не посещает их косматые головы. Ров им не нужен, ров нужен нам – фотографам.

А неподалеку стоит суслик. Он вылез из норы. Увидел дневной свет. Встал, присел на задние лапки и застыл. Он хочет фотографироваться. Он сделал для мира все, что мог, и теперь жаждет внимания. Он не ищет славы, он всего лишь хочет сохраниться в нашей памяти не высохшей шкуркой, не скелетиком в жаркой пустыне, а живым и бодрым индивидом. Таким, как сейчас. Лапки свисают вдоль туловища, очевидно, стойка смирно была изобретена природой изначально, а человек лишь придал ей осознанную необходимость. Под сусликом песчаный холмик, за ним нора, впереди весь мир, по его периметру – досужие зеваки и фотографы.

И старое колесо валяется рядом, как знак воинской доблести, как трофей с мест былых сражений. Давно это было, а помнится и сейчас. До звона в ушах. Уместен был бы барабан, но барабана нет. Все ясно и без барабана. Стволы еще дымятся. Он такой, он – покоритель пустынь. Суслик.

Опыт английского детектива

Должен сразу предупредить: – Этот текст, что называется, с двойным дном. Самоуверенные люди (крепко стоящие на трезвых ногах) его не прочувствуют. Им и не нужно. А всем остальным лучше оставаться начеку. Хороший пример, чего следует (или чего не следует) ждать от действительности, если к ней внимательно присмотреться.

Мы побывали в Ladew Topiary Gardens, так называются эти сады. Местный латифундист Harvey S Ladew