Марина Москвина - Дорога на Аннапурну

Время от времени он выуживал то одно, то другое из-за пазухи — чай пил, курил, перебирал четки. На глаза у него была нахлобучена шляпа, а к поясу прикреплен кинжал. Он как раз торговал кинжалами и мечами. Правда, нам потом объяснили, что именно эти мечи и кинжалы служат исключительно орудием труда.

Мы часто думаем о Тибете как о более примитивном и безграмотном — с его кочевниками, полуразрушенными башнями монастырей и яками. Да, яки — особая песня Тибета. Когда нынешний Далай-лама — Гьялва Ринпоче — впервые приехал в Нью-Йорк, один репортер спросил его:

— О чем, удалившись в изгнание, вы больше всего скучаете из своей тибетской жизни?

Его Святейшество ответил, ни секунды не раздумывая:

— О яке.

Рерих пишет, к этому мохнатому теплому зверю в Гималаях настолько трепетное отношение, что «с песней входят к дикому яку, чтобы он, оставив свирепость, поделился молоком своим».

А между тем, каждая тибетская семья мечтала иметь среди близких родственников хотя бы одного ученого или йога. Причем все понимали, что «и на вора надо десять лет учиться», как гласит непальская пословица, а уж мало-мальское обучение по такой специальности потребует лет двадцать-тридцать света божьего не видать — это для начала!..

Там было повальным национальным увлечением сочинительство. Я даже не знаю, кто смог бы соперничать по плодовитости с тибетским писателем. Для Тибета привычен писатель, перу которого принадлежат тысячи сочинений различной величины. Причиной тому, возможно, долгая, суровая гималайская зима или кристальная чистота атмосферы на Крыше Мира.

Пристрастившись к высокогорному гималайскому чаю и ячьему сыру, на собственном опыте обнаружила я, что огромное количество тибетского чая, которое приходится на душу населения страны, очень стимулирует литературное творчество!

Факт остается фактом: тибетский народ — самый пишущий народ, известный на этой планете.

Вторгшись в Тибет, китайцы уничтожили уйму монастырских библиотек, но они физически не смогли стереть с лица Земли миллионы литературных трудов тибетцев — практически полностью духовного содержания! Это удивительные жизнеописания просветленных мастеров, руководства по медитации, магии, алхимии, целительству, толкования духовных практик, книги по философии, искусству, медицине, религии, истории, множество оккультных материалов, прозрения, размышления о смерти и непостоянстве, поэмы, молитвы, песни о просветлении и целое море ритуальных наставлений, связанных с жизнью после смерти.

В одной из торговых лавочек в Катманду я присмотрела тибетскую книгу, судя по рисункам, магического содержания. Тибетские книги не переплетаются: страницы складывают в стопку, а обложкой служат две деревянные доски. Потом все это заворачивают в кусок шелковой ткани, к ней прикрепляется этикетка с названием произведения, и книга ставится на полку.

Мне показалась книжка по-настоящему древней, написанной на том старотибетском языке, который служил языком духовности и учености во многих районах севера Индии, включая Ладакх, Северный Непал, Сикким, Бутан и Ассам…

Но художник Олег Лысцов, добравшийся с уральцами до Лхасы в своих путевых записках отмечает, что в самом Тибете на базаре Бхакор все тибетские товары куда более древние и настоящие, чем антиквариат на прилавках в Катманду.

Нок тому же в Тибете можно потрогать старинные расписные шаманские чаши из человеческих черепов. Подудеть в канлин — специальную трубу из человеческой бедренной кости, стукнуть в кожаный барабан из ячьего черепа.

Зато первоначальные цены и в Лхасе, и в Катманду все объявляют одинаково астрономические, заранее имея в виду, что покупатель начнет торговаться, а потом сойдутся на половине — к обоюдной радости. Зачем упускать отличную возможность пообщаться? Если ты сразу выхватываешь кошелек и платишь столько, сколько заломил продавец — в надежде поболтать с тобой о том о сем, — местное население может воспринять это как обиду. Ясно, что ты бестрепетный, нерадивый, равнодушный, полностью не заинтересованный ни в чем человек.

А если ведешь торг искусно и артистично, как капитан подлодки Саша Пономарев на базаре Бхакор, пересыпая свою непонятную речь китайскими да тибетскими словечками, балагуришь, улыбаешься, похлопываешь собеседника по плечу, ты будешь в центре всеобщего внимания и обожания.

Правда, не ясно, чем это могло закончиться для Пономарева, когда толпа возбужденных его красотой и манерами тибетских женщин взяла его в трепетное кольцо, признаваясь во внезапно вспыхнувшем чувстве. В тот день Лысцов записал в своем дневнике:

«Только длинная складная труба рагдонг, купленная в соседней лавке, помогла Саше выбраться из окружения».

А Пономарев Саша, вдохновленный этим происшествием, сочинил еще одно тибетское стихотворение:

Что ж касается Тишкова Лёни, он в тот день не купил ничего, кроме нескольких палочек благовоний с незамысловатым запахом костра.

— Наша экспедиция только начинается, — сказал Лёня. — Чем она обернется — неизвестно. Лучше нам оставаться легкими, как дым.

Мы настолько ошалели от всего, что забрели в харчевню, где нам дали сильно перченых пельменей с пивом чанг.

Непальские пельмени «момо» наполняются самыми разными начинками: единственное, чего в них не может оказаться, — это говядины, потому что корову нельзя употреблять в пищу ни буддистам, ни индуистам. Все остальное — пожалуйста: с курятиной, козлятиной, ячьим мясом…

Мы попросили момо с овощами, поскольку считаем себя с Лёней спонтанными вегетарианцами — то есть по возможности стараемся увильнуть от съедения кого бы-то ни было, но не афишируем это, не ставим себе в заслугу, а если уже ничего нельзя поделать, то тихо сидим в уголке и едим что дают. Лёня только спрашивает в таких случаях:

— …Это не мясо дикого вепря?

Как правило, ему отвечают:

— Нет.

— A-а, ну тогда можно, — говорит он, давая понять, что у него существуют свои незыблемые религиозные запреты.

Когда-то мы с ним и Серёней даже сочинили по этому поводу песню и весело распевали ее. Правда, Серёня был с ней не согласен. Первые строчки такие:

Недавно к нам в гости заглянула моя подруга Роза Султанова — красавица, ученый-музыковед, с некоторых пор она с семьей живет в Лондоне. В наши зрелые годы она вдруг освоила старинный восточный инструмент дутар, разучила фольклорные песни, танцы и бытовые сценки, пошила себе узбекский национальный костюм и… блистательно выступила перед английскими лордами в Вестминстерском Дворце. Потом проехала с гастролями по Франции, ей рукоплескали Америка, Япония и Китай.