Александр Граевский - Морской узел

Поужинав, долго сидели у костра, устроив сначала вечер воспоминаний, а потом — концерт самодеятельности. Чтобы не очень привлекать внимание, пели вполголоса. Пели сольные партии и дуэты. Пели и хором. Поскольку все участники этого концерта были одновременно и слушателями, недовольных не было. И спать отправились далеко за полночь.

Утро принесло много хлопот. Нужно было обязательно запастись горючим и продуктами. Юрка мечтал раздобыть какую-то втулку, без которой наш мотор превратится в мертвый груз. Лодка наша требовала ремонта, после многочисленных перекатов и завалов она начала пропускать воду прямо-таки катастрофически. Рудику не грех было запастись какой-нибудь одежонкой взамен сгоревшей куртки. И нельзя было не воспользоваться возможностью сообщить домой о том, что у нас все обстоит благополучно: почтовых отделений не встречали уже давно.

Так и отправились — каждый по своим делам. Как всегда, больше всех повезло Юрке. Он тут же, на берегу, нашел старую автомобильную шину и из нее вырезал нужную втулку. Покопался после этого в моторе и бодро доложил о готовности к дальнейшему плаванию.

Володя занялся лодкой. Мы общими усилиями перевернули ее, а он начал конопатить днище. Не удовлетворившись этим, нарезал из консервных банок железные полоски и прибил их там, где было больше щелей. Сергей Афанасьевич отправился добывать горючее, Рита — продукты, а я пошел в райисполком, чтобы побеседовать там с председателем.

Председатель райисполкома Михаил Васильевич принял очень любезно, рассказал много любопытного. Здесь, в Усть-Куломе, с большим интересом услышали о проекте соединения Вычегды и Печоры с Камой. По проекту, который тогда был опубликован в печати, как раз в Усть-Куломе Вычегду должна была перегородить плотина, которая создала бы водохранилище. Усть-Кулом — крупное село, в нем находится управление комбината Усть-Куломлес, лесозавод, кирпичный завод, РТС. Строительство плотины открывало бы перед ним широкие перспективы, не грех бы ему тогда и городом стать. Поэтому понятно оживление, с которым Михаил Васильевич рассказывал об этих перспективах. Он увлекался, подходил к большим окнам и показывал новые кварталы поселка сплавщиков, место, где предполагалось построить плотину, трассу хорошей дороги, которая должна связать Усть-Кулом с Сыктывкаром.

Отсюда, с высоты второго этажа, село выглядело очень привлекательно. Какой-то особенно приятный колорит придают ему большие двухэтажные, обшитые тесом и покрашенные дома.

Пообедав в столовой (для разнообразия, как уверяли мы друг друга, стараясь не говорить о том, что мыть котелки — не самое приятное занятие), мы вырулили на середину реки. Вычегда подхватила нас и понесла вниз, на север, к слиянию с Северной Двиной.

Мимо проплыла чистенькая, аккуратная и совсем безлюдная, вроде бы заброшенная пристань. Позже мы убедились, что их немало на верхней Вычегде, но все они летом бездействуют. Регулярного судоходства выше Сыктывкара по Вычегде в малую воду нет, только мелкосидящие самоходные баржи да небольшие катерки отваживаются здесь плавать. Зато ниже Сыктывкара река становится оживленней. Особенно много здесь проходит барж, груженных прекрасным пиленым лесом, который идет в Архангельск, а оттуда — на экспорт. Проплывет такая баржа мимо, и долго еще над рекой стоит ни с чем не сравнимый запах пиленого леса...

Во время плавания по Вычегде мы увидели и узнали много, не раз у нас случались большие и маленькие приключения. Любовались бывшим Ульяновским монастырем, место для постройки которого выбрано так удачно, что его видно за два десятка километров. Попали в грандиозную грозу, перед наступлением которой мне удалось-таки отыграться на вычегодских голавлях за все свои рыбацкие неудачи. Побывали в музеях Сыктывкара и Сольвычегодска. Чуть не утонули, едва увернувшись от идущего навстречу парохода. Много перепели песен и много раз ночевали на свежескошенном, дивно пахнущем сене. Одним словом, нам довелось и на Вычегде испытать все прелести походной жизни.

В Котласе, уже на Северной Двине, кончилось мое плавание. Спутники мои поплыли в Архангельск, а я вернулся в Пермь железной дорогой. Позже, осенью, мы собрались вместе и долго вспоминали все подробности нашего путешествия.

Но все же самые большие впечатления и самые хорошие воспоминания остались о многих десятках километров, которые мы прошли по безлюдному и дикому пока краю. Красив этот край, красивы его реки, красивы его люди. И приятно сознавать, что мы сумели в нем побывать, несмотря на немалые трудности.

— Возьмите меня с собой!

Этот крик души вырвался у меня прямо-таки непроизвольно, когда два моих однокашника по университету, а ныне научные работники-археологи пришли, по их словам, за тем, чтобы получить консультацию — как проплыть по Южной Кельтме, Джуричу и Северо-Екатерининскому каналу.

Научные работники — Владимир Антонович и Владимир Петрович — после моего слезливого заявления переглянулись и со свойственной их профессии осторожностью, в довольно туманных выражениях дали понять, что, мол, в этом варианте ничего невозможного нет. Дескать, должность старшего научного сотрудника они в силу отсутствия вакансий предложить не могут, но вот о должности рабочего, если он к тому же сойдет за проводника, можно подумать.

Брать на себя обязанности проводника было, конечно, рискованно. Но (где наша не пропадала!) желание побывать еще раз на далеком канале взяло верх над благоразумием. Пришлось тут же заявить, что путь знаком мне не хуже, чем дорога до собственной квартиры. Поверить мне, кажется, не очень поверили, но и не возражали. В итоге соглашение о моем участии в экспедиции состоялось.

Выехали мы в начале июня. Пермь провожала нас... снегом. Да, в тот год произошел необычайный даже в наших краях поздний рецидив зимы. Весна тогда вообще запоздала, а лето неожиданно показало снег. Однако ехать все равно надо было. Утешались тем, что в июне снег долго не лежит. Не то время.

Пароходом добрались до Рябинина без всяких, конечно, приключений. Из Рябинина автобусом доехали до Чердыни и заявились в музей, не без оснований надеясь воспользоваться гостеприимством его знаменитого на весь северный край директора Ильи Алексеевича Лунегова.

Илья Алексеевич действительно принял нас с распростертыми объятиями. Не один десяток лет посвятил он трудному, кропотливому делу — по крохам, постепенно собрал богатый краеведческий музей. Не малую делю в нем занимают археологические экспонаты, и с учеными-археологами у директора музея самые лучшие отношения.