Сергей Кондратьев - Необычные случаи на охоте и рыбной ловле

Косули не любят сильного ветра и дождя. И тот и другой заглушают подозрительные звуки. Животные беспокоятся, встают с лежек и бродят по лесу. В такую погоду дневная охота вполне уместна. Охотник осторожно и неторопливо идет лесом и зорко прощупывает все поле зрения.

Но самая интересная и верная охота на косулю — весенняя, когда в сиверах еще лежит снег, а на открытых солнечных склонах появляется первая трава.

Охотник задолго до света выбирает, применяясь к ветру, какую-нибудь падь и осторожно начинает свой поход не по дну ее и не по гребню, но вполгоры, пересекая, таким образом, боковые распадки, сбегающие к тальвегу. При спуске в распадок можно идти с обычной, «нормальной» осторожностью, но по мере приближения к гребню, отделяющему уже пересеченный распадок от следующего, движения охотника замедляются, становятся бесшумными. Он тщательно выбирает место, куда ступить, чтобы не хрустнул предательский сучок, чтобы не покатился по склону шальной камень. Вот и два-три шага до гребня. Охотник ложится и, держа винтовку в руке дулом вперед, медленно подползает к какому-нибудь прикрытию — пню, скалистому выступу или большому камню.

Теперь стоит только поднять голову — и откроется распадок. Но и это следует делать не сразу, а сантиметр за сантиметром. Косуля может оказаться здесь, рядом, в десяти шагах. Охотник снимает шапку, медленно поднимает голову над прикрытием и быстро обозревает всю открывшуюся перед ним площадь. Затем тщательно прощупывает ее взглядом сверху донизу. Иногда косуле вздумается отдохнуть, и она неподвижно лежит в какой-нибудь ямке или под кустом. Сразу и не заметишь. Если распадок пуст, охотник перебирается через него к следующему. Если же козы обнаружены, то наступает испытание хладнокровию. Охотник так же медленно, как поднималась его голова, продвигает вперед винтовку, следя, чтобы она не стукнулась о корень или камень, осторожно подтягивается на локтях, неторопливо занимает позицию «лежа, с упора» и, задержав дыхание, тщательно целится, обычно под лопатку.

Теперь все его внутреннее напряжение сосредоточивается в указательном пальце и плавном спуске. Выстрел! И постепенно затухающие раскаты грома в горах.

Вообще говоря, коза «слаба на рану». Бывало даже так, что подойдешь к подстреленной козе, а она уже мертва, хотя рана по всем признакам никак не смертельна. Приходится допустить, что смерть наступила от шока, от нервного потрясения.

Но случается и «необычное»

Обидней всего перебить косуле ногу. От охотника искалеченный зверь уйдет, но станет добычей, первого встречного волка.

Летом, когда травы на солнцепеке огрубеют, коз можно встретить на кормежке близ уремы, по влажным берегам ручьев, да и в сиверах, где разрослось пышное тенелюбивое высокотравье.

Беззащитней всего косули во время гона, когда страсть заглушает инстинкт самосохранения. Мне не приходилось видеть боя козлов, но А. А. Кузнецов рассказывал, что во время драки самцов к ним можно подойти без особых предосторожностей чуть не вплотную.

В последующие годы, в одной из моих хэнтэйских экспедиций я однажды охотился на изюбрей хмурым осенним днем в истоках Мензы. Было тихо, накрапывал мелкий дождь, дымная водяная завеса затуманила окрестные горы,

Я шел по гребню лесистой гривы и присел отдохнуть и укрыться от дождя под пышной, многоветвистой сосной. Прямо подо мной сбегал в распадок крутой травянистый увал. Внизу у ручья сквозь сетку сеющегося дождя виднелись неподвижные тополя. Воздух был так покоен, что легкие постукивания мелких капель не сливались в непрерывный шум.

И вдруг в этом как бы оцепеневшем мире появилась коза. Она возникла внизу под тополями, стремительно и бесшумно взлетела по увалу и, пробежав с высоко поднятой головой в пятнадцати шагах от меня, скрылась в лесу. Мне не нужны были косули в этот день, и я не шевельнулся. Прошло не более двадцати секунд, и на склоне появился крупный гуран. Он бежал столь же стремительно, но шумно дыша и низко нагнув голову к козьему следу. Когда он проносился мимо меня, стали отчетливо видны налитые кровью дикие глаза, широко раздутые ноздри и клочья пены у полуоткрытого рта.

Лесные видения исчезли, и опять вокруг только шепот капель, неподвижный, влажный мир.

Зрелище дикого зверя на свободе, в оправе гор и лесов, всегда волнует. И не только новизной или редкостью впечатления. Но будто из темных глубин души поднимаются какие-то смутные воспоминания. Чувствуешь глубокую связь между собой и зверем, как если бы встретился с ним после долгой разлуки и вновь узнал позабытые, но знакомые черты. Если при этом удается связать демона разрушения — охотничий инстинкт, или просто под рукой нет винтовки, то, не отрываясь, с ненасытным любопытством следишь за всеми движениями «малых братьев».

Вот на влажной траве у ручья пасется рыжая косуля. Как осторожно и неслышно передвигается она на тонких крепких ногах! Сорвет лист или пучок травы и тотчас высоко поднимет голову, прислушается, поведет ноздрями. Длинные уши в беспрестанном движении. Коза все время начеку, настороже.

Наблюдая за табуном, легко замечаешь, что какая-нибудь косуля все время прислушивается, пока другие, нагнув головы, щиплют траву. Стала первая кормиться, поднимает голову другая. Именно поэтому «скрадывать» табун труднее, чем одинокое животное.

Смотришь на них, таких робких, таких настороженных, и ясно представляешь, переживаешь в себе это непрерывное напряжение под гнетом непокидающего страха. Не мудрено, что жизнь косули коротка.

Я рассказал о типичном в жизни и свойствах косули. Это было необходимо, чтобы выделить «необычное». На этот раз оно предстает в виде двадцатой, «заколдованной».

Бывает в жизни человека так, что полоса удач сменяется хмурым временем. Случается это и в охоте, Все идет хорошо, каждый раз возвращаешься домой с обильной добычей, и вдруг как заколодит. Ходишь по лесу и день, и другой, а он как будто вымер. Не то что оленя, а и рябчика не встретишь. Кажется, что и звери и птицы перекочевали в другие места.

Вот так произошло и у меня с двадцатой косулей. К концу лета на моем личном охотничьем счету числилось девятнадцать диких коз — плод настойчивых поисков и растущего знания звериных повадок. Но после девятнадцатой что-то случилось.

Сколько я ни ходил по самым добычливым местам, сколько ни излазал увалов и грив,- двадцатая косуля не давалась! То за всю охоту не встретишь ни одной, то промахнешься. Мой пращур, наверное, принес бы умилостивительную жертву тотему и спел бы заклинание над луком и стрелами.