Аркадий Фидлер - Ориноко

По окончании муравьиного суда веселье и попойка возобновились с еще большей, чем прежде, силой — как-никак теперь праздновалось что-то вроде свадьбы. Для нас, гостей, и для старейшин развесили гамаки, предложив в них улечься. Один из них занял я и, надо признаться, чувствовал себя в нем весьма удобно и покойно. По кругу снова пошло кашири, правда, я лишь делал вид, что пью. Зато многие из моих спутников изрядно упились. К счастью, Арнак, Вагура и Ласана почти совсем не пили и следили за другими. Тем не менее кое-кого из наших, упившихся до беспамятства, пришлось отправить на шхуну проспаться.

Манаури, чувствуя себя на седьмом небе, не уклонялся от лишнего глотка. Захмелев и лежа рядом со мной, он через Фуюди о чем-то оживленно беседовал с Екуаной. Как видно, они делились между собой важными тайнами, ибо Екуана теперь реже разражался смехом, часто морщил лоб, то и дело бросая в мою сторону полные благосклонности взгляды. Наконец он вылез из гамака и, придвинув табурет, сел подле меня.

— Анау, великий вождь, о мудрый Белый Ягуар! — нараспев заговорил он, размахивая надо мной руками, что, вероятно, выражало его доброжелательность ко мне. — Ты умный и могучий вождь!

— Перехвалишь ты меня, Екуана, — рассмеялся я. — Манаури, наверное, наговорил тебе обо мне всяких небылиц.

— Небылиц? — повторил вождь, хитро прищурившись. — Белый Ягуар, я вижу, к тому же еще и скромный вождь. А у кого много-много огненных зубов, которые — бум, бум, бум! — и убивают всех врагов?

Екуана с почтением указал на серебряный пистолет, который я, забираясь в гамак, положил подле себя.

— Такие зубы у меня есть, это правда! — согласился я, смеясь.

— А кто научил своих друзей, — продолжал вождь все тем же льстивым тоном, — кусать огненными зубами? Белый Ягуар научил!

— И это правда! — охотно согласился я. — Но взгляни вокруг. Мои огненные зубы умеют больно кусать, но твой кашири, хотя всего лишь напиток, оказался сильнее. — И я выразительно посмотрел в сторону нескольких захмелевших араваков.

Все окружающие нас разразились смехом, а Екуана с притворным огорчением признал, что такова уж натура индейцев — все они неисправимые пьянчуги.

Стремясь перевести беседу на темы более важные, я спросил Екуану, что известно ему об англичанах, живущих якобы в устье реки Эссекибо, куда мне хотелось бы со временем попасть. Но вождь уклонился от вопроса и не мог или не хотел сказать ничего, кроме того, что где-то на юге действительно живут англичане и они намного лучше, чем голландцы, но голландцев значительно больше.

— О-о-о! Голландцы! — Екуана передернулся, будто вспомнил о чем-то крайне неприятном.

— Неужели они настолько вам досадили? — заинтересовался я.

— Еще как! И даже не они, а их наемники — ловцы рабов…

Но тут Екуана словно спохватился и прикусил язык.

— Ты, Белый Ягуар, — спустя минуту вновь обратился он ко мне просительным тоном, — плыви на запад, к реке Итамаке, а не на юг. У нас, варраулов, и у араваков тебя встретят с открытым сердцем и с радостью, ибо ты прибыл в тяжелую для нас минуту, и мы очень, очень тебе рады. У нас ты найдешь верных друзей.

— О какой тяжелой минуте ты говоришь?

Екуана опять уклонился от ответа, сделав вид, будто не расслышал вопроса, а возможно, и впрямь был слишком пьян. Он то и дело хлопал в ладоши, подзывая к себе женщин, разносивших кашири, фрукты и прочую снедь. Разносили их преимущественно молоденькие вертлявые девчушки. Они скакали вокруг вас, как игривые козочки. Были среди них и девушки постарше, хотя не менее игривые и веселые. Две из них присели на корточки возле моего гамака и с комично-озабоченным видом наперебой что-то щебетали мне, словно пичуги.

— Чего они хотят? — спросил я стоящих рядом друзой.

— Да просто дурачатся, проказничают.

— Что значит проказничают? Что они говорят?

— Говорят, что ради тебя не испугались бы муравьев…

Все восприняли это как веселую шутку, но Ласана, хоть и улыбаясь, тут же решительно схватила юных кокеток за вихры, вытолкала из-под моего гамака и прогнала прочь.

Солнце касалось уже кромки леса, день угасал. Екуане не терпелось посмотреть наше оружие, и я отправился с ним на шхуну, велев вынести на палубу все ружья. Они произвели впечатление. Вождь довольно долго смотрел на оружие с немым уважением, а потом спросил, когда мы намерены двинуться в дальнейший путь.

— Завтра, конечно.

— После восхода солнца начнется прилив, давайте тогда и двинемся.

— Разве ты тоже поплывешь с нами?

— Да, я должен проводить вас к Оронапи. Он знает уже о вашем прибытии.

— Кто такой Оронапи?

— Оронапи — верховный вождь всех южных варраулов.

— Мои друзья араваки спешат на Итамаку, — напомнил я.

— Ничего. Вам по дороге: селение Оронапи Каиива находится на берегу Ориноко в двух днях пути отсюда.

— Ну, если так, тогда мы не возражаем.

Судя по всему, Екуана придавал этому визиту какое-то особое значение. Немного спустя он взял меня за руку и повлек куда-то в сторону, на берег реки, где лежало десятка два лодок, наполовину вытащенных из воды. Здесь были и маленькие каноэ из древесной коры, и значительно большие лодки, сделанные из целого ствола, выжженного в середине. Вождь объявил, что дарит мне одну из этих больших лодок, и предложил самому выбрать любую. Такая лодка, вмещавшая более двадцати человек, была настоящим сокровищем, и неожиданная щедрость Екуаны повергла в приятное изумление и меня, и всех моих спутников.

— Берите, берите, — вождь довольно улыбался. — Три ваши испанские лодки для наших рек слишком тяжелы. А наша легкая лодка вам пригодится — она летит как стрела. На войне, — добавил он с загадочной улыбкой, — нет ничего лучше индейской лодки.

— На войне? Ты угрожаешь нам войной?

— Я не угрожаю, Белый Ягуар. В этих лесах война подстерегает человека за каждым кустом. Не избежать ее и тебе, нет, не избежать! Поэтому и нужна тебе быстрая лодка.

Екуана опять разразился веселым своим смехом, и я не знал, как воспринять странные его слова. Не желая оставаться в долгу, я предложил ему выбрать себе в подарок какое-нибудь оружие из нашего арсенала. Он выбрал шпагу, в его представлении, вероятно, олицетворяющую символ власти ярче, чем ружье.

Позже, перед сном, лежа в гамаке и перебирая в памяти все события этого дня, я не мог надивиться гостеприимству и поистине безграничной сердечности варраулов.

С рассветом следующего дня мы пустились в дальнейший путь вверх по реке. Плавание не доставляло нам никаких хлопот: был прилив, быстрое течение несло нас в глубь материка, и шхуна, ловя к тому же в паруса попутный ветер с океана, мчалась как на крыльях. Когда же ближе к полудню начинался отлив и течение реки изменяло направление в противоположную сторону, мы подходили к берегу, бросали якорь и дожидались очередного прилива.