Юрий Стукалин - Изгой: история воина

Первое, что уяснил Тони, когда индейцы перебили половину переселенцев из его каравана - что дикари действительно, как и писали восточные газеты, по жестокости своей мало чем отличаются от обезумевших зверей. Второе и, пожалуй, главное, - что там, где льется кровь, кончается романтика, и едва ли можно назвать приключением действо, в котором ты стираешь со своего лица кровь человека, с которым еще совсем недавно сидел у костра и трясся в одном фургоне, а от штанов твоих почему-то смердит дерьмом.

С тех пор прошло много лет. Тони возмужал, его тело покрыли шрамы, полученные в многочисленных схватках с враждебными индейцами, мексиканскими бродягами и хищными животными. Он многому научился и стал поистине превосходным охотником, умения которого признавали поселенцы от Бразоса до Арканзаса.

Тони Болтон всегда спал чутко. И на этот раз, услышав тихий шелест травы, он мгновенно открыл глаза, и попытался схватить лежавшее рядом ружье. Но резкая боль обожгла запястье, а рука осталась на месте. Тони попытался перевернуться на бок, с удивлением обнаружив, что не может двинуться. Привязан! На каждую руку и ногу были накинуты петли из сыромятной кожи, намотанные на вбитые в землю колышки. Тони в ужасе осознал, что некто весьма осторожный сумел бесшумно подкрасться к нему и распять на земле, даже не потревожив его сна. Его! Опытного охотника и следопыта! Происходящее не укладывалось в голове, но он уже пришел в себя и понимал, что это не сон.

Тони повернул голову и осмотрелся. Глаза быстро привыкли к темноте, и он обнаружил, что все вокруг оставалось точно так же, как перед сном. Его вещи и ружье лежали на своих местах, а лошадь, привязанная к кусту, мирно пощипывала траву. Он еще раз приподнял голову и огляделся. Никого не было! Тони попробовал дернуть руками и освободиться от пут, либо вырвать колышки, но безуспешно. Лишь только петли еще туже стянули запястья. Он уже не боялся, что его может кто-нибудь услышать. В отчаянии, он извивался всем телом и выгибал спину, пытаясь тянуть колья на себя. Ничего не помогало. В конце концов силы оставили его и он затих. Испуганный, лежал он, не понимая, что происходит.

Близился рассвет и в предутренних сумерках Тони вдруг разглядел силуэт человека, привалившегося к стволу огромного дуба метрах в пятнадцати от него. В темноте он полностью сливался с деревом и потому не был замечен им сразу. Тони внимательно следил, как человек поднялся и, мягко ступая по траве, бесшумно подошел к нему. Индеец! Необычайно странный индеец. С его головы свисали длинные, перемазанные грязью, спутанные космы, а плечи покрывало изодранное темно-серое одеяло. Воин скинул одеяло на землю и Тони увидел украшавшее его грудь ожерелье из нанизанных на кожаный шнурок человеческих пальцев, перемежавшихся скальповыми прядями. Тони дернулся всем телом, вновь попытавшись освободиться, но краснокожий наступил ногой ему на шею, вдавив ее в землю. Несчастный захрипел, ловя воздух и давясь попадавшей в рот бахромой с леггин дикаря. Воин убрал ногу и что-то сказал. Тони не понял слов, но откашлявшись, решил более не испытывать судьбу. Индеец присел и, коленом прижав плечо бледнолицего, ухватил его левой рукой за волосы. Особо не деликатничая, он дернул его голову на себя, едва не переломив шею. Тони застонал от боли, зажмурил глаза, чувствуя, как холодное лезвие коснулось его лба, и он почувствовал, как нож медленно режет кожу вокруг головы. Дикарь дернул волосы на себя, раздался хлопок, и Тони показалось, что ему оторвали полголовы. Никогда в жизни он не испытывал таких страшных мучений. Истошный крик его разорвал предутреннюю тишину, боль пронзила насквозь, и он провалился в небытие.

Красная Выдра не стал добивать жертву. Если белый выживет, то всю жизнь будет носить на себе позорный знак, оставленный на его голове рукой команча. Юноша вытер окровавленное лезвие о куртку бесчувственного человека, перерезал его путы и поднялся. Прихватив ружье, он бесшумно подошел к лошади белокожего, погладил ее по шее, а затем вскочил на нее и поскакал прочь. Он был доволен.

Тони нашли белые охотники. Он выжил. Несколько недель он отлеживался в городишке Санта-Мария, а как только раны на голове затянулись, бросил все и бежал на Восток, в стены когда-то покинутого им родительского дома. Он объездил всех местных врачей, пытаясь отыскать чудодейственное лекарство, способное вырастить прежнюю копну волос, но никакое лечение не помогало. Верхняя часть головы Тони представляла собой ужасающее зрелище из массы бугристых болячек и, дабы не пугать своим видом окружающих, ему пришлось накрывать оголенный череп обычным париком. Газеты штата пестрели небылицами о его похождениях среди безжалостных дикарей, а местное издательство предложило ему контракт на написание книги. Тони стал знаменит, женщины смотрели на него с нескрываемым восторгом, а мужчины считали своим долгом пожать его жилистую руку. И никому было невдомек, что бесстрашный борец с кровожадными дикарями еще долгое время боялся сомкнуть глаза перед сном и мочился по ночам…

Так штат Пенсильвания приобрел своего “героя Дикого Запада”, а Дикий Запад навсегда утратил его.

В этот раз Красная Выдра впервые решил возглавить военный набег. Он жаждал крови белых людей. Вечером Выдра взял в руки бизонью шкуру и, следуя обычаю, ходил по селению, распевая военные песни и ударяя в такт по шкуре ладонью. Он останавливался у каждой палатки на мгновение и если живший в ней воин хотел присоединиться к походу, то выходил наружу, брал шкуру рукой и бил по ней ладонью. Тем самым он показывал, что готов идти на врага под предводительством этого человека, и клялся отправиться в набег вместе с ним. К своему удивлению, Выдра обнаружил, что многие воины готовы идти под его началом.

Джерри Сонберг ехал домой. День выдался замечательный, ярко светило солнце, на небе не было ни единого облака, а легкий ветерок приятно обдувал лицо. Джерри был доволен собой. Ему удалось подстрелить антилопу всего в пяти милях от фермы, и уже к полудню он будет сидеть на крыльце своего бревенчатого домика, лениво покачиваясь в стареньком кресле-качалке. Шестилетний Томми как всегда начнет приставать со множеством вопросов, свойственных растущему организму, а Дорис займется стряпней, стараясь не мешать “обстоятельной беседе моих мужчин”…

Дорис сидела у распахнутой двери, прислонившись головой к стене. Ее всегда аккуратно причесанные волосы были растрепанны, а глаза безжизненно смотрели вдаль. Джерри соскочил с лошади и подбежал к ней.