Джеймс Купер - Следопыт

— Нѣтъ, вы опять ошибаетесь, Мунксъ, возразилъ Слѣдопытъ:- сержантъ также находится въ блокгаузѣ.

— Хорошо, радуюсь, что слышу это; мы достовѣрно считали его въ числѣ погибшихъ. При всемъ томъ, если Марія еще въ блокгаузѣ, то ради Бога не оставляйте ее тамъ долѣе, потому что врагъ имѣетъ намѣреніе подвергнуть строеніе испытанію огнемъ. Вы знаете силу этой страшной стихіи, и потому лучше сдѣлаете, если сдадите постъ, чѣмъ привлекать на себя и всѣхъ товарищей вашихъ несомнѣнную гибель.

— Квартирмейстеръ! я знаю силу огня, и мнѣ хорошо извѣстно, что онъ употребляется не только для того, чтобъ варить и жарить. Съ другой стороны, я не сомнѣваюсь, что вы уже слыхали о силѣ ружья-звѣробоя, и могу увѣрить васъ, что человѣкъ, который осмѣлится подложить кучу хвороста къ этимъ бревнамъ, непремѣнно отвѣдаетъ этого оружія. Горящія стрѣлы никогда не зажгутъ строенія, такъ какъ у васъ на крышѣ нѣтъ драницъ, а только смолевые чурбаны, зеленая кора и воды сколько угодно. При томъ же, крыша такъ плоска, что по ней можно ходить, и потому съ этой стороны нѣтъ опасности, пока достаточно будетъ воды. Я дружески настроенъ, пока меня оставляютъ въ покоѣ; но тотъ, кто попытается въ глазахъ моихъ зажечь этотъ блокгаузъ, тому да будетъ извѣстно, что пламя остынетъ въ крови его.

— Слѣдопытъ! это безумныя и безполезныя рѣчи, которыя вы сами осудите, если поразмыслите о вашемъ дѣйствительномъ положеніи. Было бы безумною смѣлостью, если бы вы стали помышлять о защитѣ.

— Квартирмейстеръ, я высказалъ вамъ мой взглядъ, и всякій дальнѣйшій разговоръ безполезенъ. Пусть негодяи Мингосы начинаютъ свою адскую работу. Ни слова болѣе. Пусть каждая сторона употребляетъ, какъ можетъ, свои средства и способности.

Во время всего этого разговора Слѣдопытъ держалъ свой корпусъ скрытымъ, чтобъ не могъ попасть въ него черезъ бойницу какой-нибудь предательскій выстрѣлъ, а теперь велѣлъ Капу взойти на крышу, чтобы быть готовымъ для встрѣчи перваго нападенія. Капъ тотчасъ повиновался, и, достигнувъ крыши, увидѣлъ отъ десяти до двѣнадцати горѣвшихъ стрѣлъ, вонзившихся въ кору, между тѣмъ какъ воздухъ наполнился звуками воинскихъ криковъ непріятелей. Затѣмъ послѣдовалъ бѣглый ружейный огонь, и пули такимъ градомъ посыпались на бревна, что не оставалось уже сомнѣнія въ дѣйствительномъ начатіи боя.

Но Слѣдопытъ и Капъ слишкомъ привычны были къ такимъ звукамъ, чтобы могли испугаться ихъ, а Марія слишкомъ занята была своимъ горемъ, чтобы почувствовать безпокойство. Но въ сержантѣ боевой шумъ возбудилъ новыя силы; его матовые глаза снова заблестѣли огнемъ, и кровь вернулась въ поблѣднѣвшія щеки. Его мысли однако бродили въ разныя стороны, и Марія впервые замѣтила, что отецъ ея начинаетъ путаться въ словахъ.

— Легкая рота впередъ! закричалъ онъ. — Гренадеры, пали! Очень смѣлы, чтобъ напасть на нашъ фортъ! Зачѣмъ не стрѣляетъ артиллерія?

Въ эту самую минуту раздался густой, громоподобный выстрѣлъ тяжелаго орудія, и послышался трескъ отъ расщепленія дерева, когда большое ядро попало въ бревна верхняго этажа. Весь блокгаузъ задрожалъ отъ удара бомбы, проникшей во внутрь строенія. Слѣдопытъ едва избѣгнулъ этого страшнаго выстрѣла, а Марія вскрикнула отъ страха, когда бомба разорвалась, думая, что ею раздроблено надъ ея головою все живое и неодушевленное. Къ увеличенію ужаса ея, въ это самое время раненый отецъ ея безумно вскричалъ: на приступъ!

— Марія! закричалъ между тѣмъ Слѣдопытъ сверху чрезъ опускную дверь: — не бойтесь: вся эта исторія только штуки Мингосовъ; какъ говорится, много шума изъ пустяковъ. Негодяи выстрѣлили изъ отнятой вами у французовъ гаубицы, и этимъ кончается вся шутка, такъ какъ у нихъ болѣе нѣтъ бомбъ. Выстрѣлъ этотъ произвелъ много замѣшательства, но никто не равенъ. Капъ бодро стоитъ на крышѣ, и я нимало не напуганъ.

Марія отъ души поблагодарила своего великодушнаго утѣшителя и снова обратила все свое вниманіе на отца, который все хотѣлъ вскочить, хотя слабость о не допускала его до этого. Она такъ занята была больнымъ, что едва слышала раздававшіеся кругомъ крики дикихъ, хотя это волненіе могло бы потрясти нервы болѣе сильные, чѣмъ ея.

Между тѣмъ Капъ выказывалъ достойное удивленія благоразуміе. На крышѣ строенія онъ былъ какъ на палубѣ корабля, и такъ какъ онъ зналъ, что тутъ нечего опасаться абордажа, то распоряжался съ такимъ безстрашіемъ, которое близко было къ слѣпой смѣлости и навѣрно было бы осуждено Слѣдопытомъ, еслибъ этотъ увидѣлъ его дѣйствія. Вмѣсто того, чтобъ заботливо прикрывать свой корпусъ, какъ это необходимо при индѣйскихъ войнахъ, Капъ показывался беззаботно на всѣхъ пунктахъ крыши, и съ особенной настойчивостію и равнодушіемъ поливалъ водой направо и налѣво горѣвшія стрѣлы. Его появленіе было главною причиною криковъ непріятелей, такъ мало привыкшихъ видѣть своихъ противниковъ столь смѣлыми и беззаботными. Со всѣхъ сторонъ засвистали около него пули, но ни одна не попала въ него, хотя одежда его была неоднократно прострѣлена. Когда бомба ударила сквозь балки подъ крышей, морякъ уронилъ свое ведро, замахалъ шляпой, и когда бомба съ трескомъ лопнула, издалъ троекратно громкій крикъ радости. Такое необыкновенное дѣйствіе, вѣроятно, спасло жизнь его, потому что съ этого времени индѣйцы перестали стрѣлять въ блокгаузъ калеными стрѣлами и цѣлить въ Капа, такъ какъ они одновременно и единодушно пріобрѣли увѣренность, что онъ помѣшался. Какъ мы уже знаемъ, индѣйцы никогда не подымали руки на того, котораго умственныя способности считали ослабшими или спутанными.

Образъ дѣйствій Слѣдопыта былъ совершенно отличенъ отъ стараго моряка, и всѣ поступки его происходили на основаніи долголѣтней опытности и глубоко укоренившагося благоразумія. Онъ все-таки заботливо держался внѣ линіи бойницъ, и мѣсто, избранное имъ для своихъ наблюденій, было внѣ всякой опасности. Это происходило не отъ страха или заботы о собственной безопасности, но единственно изъ участія къ судьбѣ Маріи, которая погибла бы безвозвратно, еслибъ ему самому приключилось какое либо несчастіе.

Въ первыя минуты аттаки, Слѣдопытъ думалъ только о томъ, чтобы доставить цѣль своему звѣробою; но когда шелестъ кустарниковъ у двери блокгауза обнаружилъ ему, что хотятъ повторить попытку подложить огонь, то онъ немедленно занялся приготовленіями, чтобы уничтожить опасность въ самомъ зародышѣ ея. Онъ позвалъ Капа съ крыши, гдѣ уже нечего было болѣе опасаться, и пригласилъ его быть съ водой наготовѣ у отверстія, лежавшаго непосредственно надъ угрожаемымъ пунктомъ.

Менѣе опытный человѣкъ легко поступилъ бы въ такой опасный моментъ съ слишкомъ большою поспѣшностью и торопливостію. Не такъ дѣлалъ другъ нашъ. Онъ не только заботился потушить огонь, который самъ по себѣ внушалъ ему мало заботы, но болѣе думалъ о томъ, чтобы дать непріятелю урокъ, который сдѣлалъ бы его болѣе осторожнымъ на остальную часть ночи. Потому онъ рѣшился терпѣливо ожидать, когда свѣтъ разгоравшагося пламени покажетъ ему цѣль, зная очень хорошо, что небольшой образчикъ его ловкости удержитъ враговъ въ должномъ почтеніи. Поэтому онъ не мѣшалъ Ирокезамъ въ ихъ приготовленіяхъ, и предоставилъ имъ безпрепятственно собирать сухіе кусты, скучивать ихъ у стѣнъ строенія, поджигать ихъ и снова удаляться въ свои убѣжища. Капъ только долженъ былъ держать въ готовности полное ведро воды, чтобы въ данную минуту имѣть возможность вылить ее на огонь. Но эта минута, по мнѣнію Слѣдопыта, должна была наступить не прежде, чѣмъ пламя освѣтитъ сосѣдній кустарникъ и дастъ его быстрому и опытному глазу время увидать личности нѣсколькихъ дикихъ, ожидавшихъ съ холодною и безчувственною жестокостію послѣдствій пожара. Теперь только заговорилъ онъ.