П. Хлебников - Краснокожие

— Имя мое Мондамин, — отвечал незнакомец, — а тело мое — благо для тебя и твоего народа. Схорони меня, покрой мое тело мягкой, рыхлой землей, стереги, чтобы ко мне не слетел черный ворон и не клевал меня. Навещай меня, а через месяц, когда ты придешь ко мне, ты увидишь меня вновь.

Вунавмон сделал так, как сказал ему незнакомец. Прошел месяц, и когда он пришел на могилу Мондамина, он увидал, как над могилой развевались чудесные зеленые перья. И из этих зеленых перьев раздался голос, как звуки песни:

— Это растет, Вунавмон, зерно — пища для тебя и твоего народа, дар Мондамина. Береги это растение. Когда оно покроется большими листьями, на нем станут развеваться волосы.

— Это растет зерно — пища для тебя.

Сначала они будут зеленые, мягкие, а потом станут понемногу желтеть и чернеть; возьми тогда семена, отдай твоему народу, пусть народ питается ими и устроит праздник в честь Мондамина в месяц плодов.

Собрал Вунавмон зерна и в месяц плодов устроил с народом праздник. Все ели подарок Мондамина, все были счастливы. Этот подарок спасал народ от голода.

И с тех пор народ старается исполнять свято завет Вунавмона, держать в чистоте могилу Мондамина, давать влагу скрытым под землей зернышкам.

Вигвам опустел. Только яркое солнце заливало все ослепительным светом. Изредка пробежит торопливо лесная мышь и юркнет в прошлогодние сухие листья, да где-то на дереве вдруг закукует кукушка, как будто досадуя на нежное воркование горлинок.

Мать, Голубое Перо, шла на работу, положив своего грудного ребенка в длинный коробок и подвесив его себе на спину. Из коробка торчала голова с двумя огромными круглыми черными глазенками. За матерью шла и дочь Белое Облако работать на кукурузном поле. Туда же собрались женщины и из других вигвамов. Работы было много, и к работе этой все относились с большим вниманием, все знали, что Мондамин — их спасение зимой.

Работа на поле маиса.

Придя на кукурузное поле, мать подвесила коробок с ребенком на дерево и отправилась работать. Ребенок был не один. На соседних деревьях висели такие же коробки с ребятами. Кто спал, а кто любопытно поглядывал по сторонам. Никто из этих ребят не кричал. Спокойно сидели они в твердых лубочных коробках, устланных внутри мягким мхом, и только ворочали из стороны в сторону своими глазенками.

Так же, как и у детенышей куропаток, в этих детях слишком силен был инстинкт, заставлявший их так тихо сидеть в этом неудобном положении. Долгие века вырабатывался этот инстинкт. Прежде, когда племена индейцев постоянно кочевали, постоянно переходили с места на место и могли встретиться с враждебным племенем, которое открыло бы их присутствие по малейшему шуму, — надо было таиться, надо было скрываться и нельзя было позволить детям кричать.

Враг мог обнаружить их присутствие, мог напасть. И грудные дети приучились молчать. Они молчали так же, как дети куропатки или лисицы, которые при приближении опасности привыкают затаиться под листиком или за кустом и не шелохнуться, хотя бы на них и наступили.

Однако на этот раз случилось так, что дети крикнули, подали сигнал. Женщины работали в кукурузном поле, отходя все дальше и дальше от детей, и не заметили, как к висевшим на деревьях коробкам с детьми незаметно подкрался лесной сосед — медведь. Медведь тихо крался, почуяв привлекательный запах, а может быть в нем просто разгорелось любопытство. Вот он ближе и ближе к ребятам и теперь уж жадно поглядывает на то, что так лакомо пахнет.

Медведь подкрался, чувствуя привлекательный запах.

Любопытные глазенки ребят сначала только разглядывали этого мохнатого, грузного соседа; но вот раздался сначала один, потом другой, третий отчаянные крики. Матери услыхали, обернулись и сразу побежали к ребятам. Времени терять нельзя, надо спасать своих детей, но спасать голыми руками тоже нельзя. Медведь — противник опасный. И вот одна из матерей, нисколько не растерявшись, бежит к ближайшему вигваму и мчится обратно, неся лук со стрелами. Минута трудная. Промахнуться нельзя, зверь тогда разъярится, наделает немало бед. Подбежав поближе к медведю, наклонившись на одно колено и спокойно, хладнокровно целясь, бесстрашная женщина, при гробовом молчании и ожидании других, натягивает тетиву и пускает стрелу. Стрела попадает в глаз зверю. Раненый медведь начинает кружиться от страшной боли на месте, хватаясь лапой о морду, ослепленный кровью, заливающей ему глаза.

Еще стрела… остальное доделывают топоры других женщин, которые бросаются кончать ошеломленного зверя.

Случай был редкий, не растерялась смелая мать, призвала на помощь и хладнокровие и ловкость свою и оказалась стрелком не хуже любого мужчины. Теперь надолго хватит разговоров в вигвамах о мужестве этой матери. Может быть, через сотни лет новый Ягу будет рассказывать с гордостью этот случай, будет говорить, что и женщина их народа не ниже мужчины, что женщину нужно высоко уважать и ценить.

Весь день индейской женщины заполнен. Как ни просто хозяйство, но оно все лежит на ней. Надо и пищу приготовить, и за ребятами смотреть, и посуду делать, и корзинку приготовить, и одеяло выткать.

Женщина размешивает глину.

Раскатывает глину.

Лепит горшок, наматывая тонкие, длинные валики из глины.

Женщина расписывает посуду.

Недаром Голубое Перо была женой вождя. Насколько муж ее был известен среди мужчин своими качествами, настолько она славилась своей способностью в домашних работах. Она умела делать такую затейливую глиняную посуду, что на нее любовались белые и охотно ее покупали. Покупали они ее не для того, чтобы употреблять в своем житейском обиходе, а чтобы поставить как украшение в комнатах, как диковинку, которую они достали от индейцев.

Приготовление для обжигания посуды.

Готовые разрисованные горшки.

Голубое Перо рассказывала дочери, как их предки научились делать посуду из глины.

Однажды их племя стояло у реки, куда женщины ходили за водой, а мальчики гоняли туда мулов и лошадей на водопой. Дети часто приходили к этой речке и играли, делая из грязи куклы, людей и зверей.

Настал жаркий месяц — июль, трава в долинах высохла, сожгло ее солнцем, скоту мало было корма. Индейцы разобрали свои вигвамы, сложили их на мулов и двинулись в горы, к лесам, где было больше корма. Там пробыли они жаркое лето и с наступлением осени снова вернулись к тем местам, где были весной.