Пустыня смерти - Макмуртри (Макмертри) Лэрри Джефф

— Эти волосы не индейцев, — обратил его внимание Чадраш. — Волосы индейцев пахнут индейцами, не так, как эти. Эти волосы принадлежат мексиканцам.

— Нет, это волосы команчей, и вообще идите вы к черту, — выкрикнул Киркер. — А если вам нужны доказательства, то я могу представить их.

У беззубого Киркера имелось три пистолета и нож, да еще он всегда держал наготове ружье, которое и на этот раз было на взводе.

— Осади, Киркер, — произнес майор. — Я не потерплю скандала в моем отряде.

— Скандал, черт тебя подери? — заорал Киркер. Когда он злился, лицо его багровело, а у носа проступали голубоватые прожилки. — Да я прикончу их на месте, если они не оставят мои скальпы в покое, — добавил он.

Глэнтон прикрыл глаза, но руки с рукоятки пистолета не снимал, тем не менее Длинноногий и Чадраш на этот жест не обращали никакого внимания.

— Не пахнет жиром, майор, — стал пояснять Длинноногий. — Индейцы смазывают свои волосы жиром — возьми скальп команча, и тебе на руки закапает жир. Киркер и врать как следует не умеет. Если бы он хотел обдурить нас, помазал бы волосы жиром. Думаю, что он к тому же еще и лентяй.

— Отвалите от скальпов — они теперь государственная собственность, — крикнул Киркер. — Я добыл их и хочу получить за них премию.

Чадраш посмотрел на майора — ему не верилось, что тот останется непреклонным, а сомнений в том, что стреляет он великолепно, не было никаких.

— Если появятся мексиканцы, покажите им эти два скальпа, — предложил он, — это волосы не индейцев, более того, не взрослых людей. Эти скальпы мексиканцев и принадлежат детям.

Киркер лишь насмешливо ухмыльнулся и сказал:

— Волосы как волосы. Теперь они собственность правительства и, будь добр, убери от них свои поганые руки.

Калл и Гас стояли, выжидая, когда майор прикончит Киркера, а возможно и Глэнтона, но Шевалье не стрелял. Тогда они пошли прочь, недовольно что-то бурча. Чадраш вскочил в седло, переплыл реку и пропал на несколько часов. Киркер как ни в чем не бывало продолжал жевать сушеное мясо, а Глэнтон завалился спать прямо перед своей лошадью.

Майор Шевалье сурово посмотрел на Киркера. Он понимал, что должен пристрелить этих двух подонков и бросить их трупы на съедение мухам и слепням. Чадраш вне всякого сомнения не ошибался: эти двое убили мексиканских детей — на них охотиться гораздо легче, чем на команчей.

Но майор не стал стрелять. Его отряд находился в неопределенной обстановке — в любую минуту на него могли напасть, а Киркер и Глэнтон как-никак две вооруженные единицы и хоть как-то усиливают довольно слабую огневую мощь отряда. Случись ненароком более серьезная перепалка, один из них или оба могут быть убиты. И их всегда можно будет спокойно пристрелить позднее, в более удобное время.

— С этой минуты оба оставайтесь на этом берегу реки, — приказал майор, не снимая руки с рукоятки пистолета. — Если только кто-то из вас снова уйдет за реку, я стану травить вас как бешеных собак.

Киркер выслушал его с невозмутимым видом, а потом проговорил:

— Мы не собаки, мы волки, по крайней мере, я волк. Тебе не поймать меня. А что касается Глэнтона — хватай его. Мне надоело выслушивать его противный храп.

Гас скоро забыл про этот инцидент, но Калл помнил о нем. Он прислушивался к тому, как Киркер точит нож, и теперь думал, что имеет право сам убить этого человека. Он считал Киркера подлой змеей. Если в вашей постели окажется змея, естественным поступком будет убить ее.

Что касается майора Шевалье, то он тоже оценил по достоинству эту змею, но не убил ее.

Песчаная буря продолжалась еще целый час, бивак и все вокруг оказалось погребенным под слоем песка. Когда наконец ветер стих, люди не смогли разыскать оружие и пожитки, которые уложили рядом с собой перед началом бури. Небо над головой засверкало холодной голубизной. Местность вокруг покрылась ровным слоем песка. Сквозь него пробивались лишь верхушки кустарников и полыни. По Рио-Гранде мрачно переливались коричневые волны. Привязанную к дереву мексиканскую кобылу засыпало песком до середины ног. Люди разделись догола и принялись вытряхивать песок из одежды, но немало его набилось в волосы и складки кожи на теле. Гас нечаянно зацепил ветку мескитового дерева, и его осыпал целый водопад песка.

Лишь престарелая индеанка и мальчуган без языка не предпринимали попыток очиститься от песка. Огонь костра совсем загас, а они сидели не шевелясь, опираясь спинами на насыпавшиеся песчаные подушки. Каллу даже казалось, что они перестали быть людьми и превратились в неотъемлемую часть пейзажа.

Гас, ощутив прилив свежих сил, вознамерился попытаться все же приручить мексиканскую кобылу.

— Надеюсь, что буря превратила ее в смирную коровенку, — сказал он Каллу.

— Гас, она вовсе не корова, — возразил Калл. Взяв кобылу за уши, он понял, что в ее норове никаких изменений не произошло. А та для подтверждения сбросила Гаса с себя на втором же прыжке. Видевшие конфуз рейнджеры дружно заржали и принялись опять вытряхивать песок из одежды.

В самом начале дня майор Шевалье, так и не вытряхнув весь песок из одежды, пожелал допросить приблудных старуху и мальчика. Сначала он попотчевал их кофе и галетами, надеясь, что угощение сделает их более разговорчивыми. Но угощение прошло впустую главным образом потому, что в отряде не оказалось никого, кто бы говорил на языке команчей. Майор почему-то думал, что Длинноногий Уэллейс поднаторел в этом деле, но тот наотрез отказался быть переводчиком.

— Почему не могу, майор? — сказал Длинноногий. — Да потому что я взял за правило держаться подальше от команчей. Когда же сталкивался с ними, то стрелял. И команчи тоже в меня стреляли, а вот просто поговорить никогда не удавалось.

На шее у старухи висела нитка с единственным медвежьим зубом на ней. Он был размером с небольшой складной ножичек. Кое-кто из отряда глядели на зуб с завистью — многие были бы рады обладать таким большим зубом.

— Она, должно быть, жена вождя. — предположил Верзила Билл. — Разве позволили бы обыкновенной бабе носить такой роскошный зуб гризли?

Матильда Робертс знала пять-шесть слов на языке команчей и попыталась поговорить со старухой, но без толку. Престарелая женщина как села, придя в лагерь, так и сидела, опираясь спиной на наметенный холмик песка. Взгляд ее слезящихся глаз уперся в костер, вернее, в потухшее кострище.

Голодный немой мальчишка таскал с засыпанных песком углей костра куски черепашьего мяса и с жадностью поглощал их. Никто не мешал ему, но Матильда тоже схватила пару кусков и, стряхнув с них песок, принялась уплетать. Мальчуган вскоре оживился, поскольку успел съесть лучшие куски мяса Матильдовой черепахи. Он старался изо всех сил сказать что-то, но из его рта вылетали только стоны и непонятное бульканье. Рейнджеры попытались переговорить с ним с помощью жестов, но из этого ничего не вышло.

— Куда запропастился чертов Чадраш? — воскликнул майор. — У нас пленник из команчей, а единственный человек, знающий их язык, пропал.

На исходе дня Гас и Калл стали по очереди объезжать мексиканскую кобылу. Каллу раз удалось усидеть на ней пять прыжков, но это было наивысшим достижением. Вскоре рейнджерам надоело наблюдать за их потугами. Одни принялись играть в карты, другие стали упражняться в стрельбе, избрав в качестве мишеней плоды кактусов. Длинноногий Уэллейс подстригал ногти на ногах, которые выглядели черными как уголь из-за того, что он носил тесную обувь — другой не нашлось, а ходить босиком по местности, изобилующей колючками, было просто невозможно.

Ближе к закату Калла и Гаса отрядили в караул. Они заняли удобную позицию позади больших зарослей кустарника, в четверти мили от бивака. Когда они уходили на пост, майор Шевалье опять попытался опросить старую индеанку, на этот раз с помощью жестов, но это было абсолютно бесполезно — ведь она была слепая.

— Чадраш только что уехал и теперь вернется не скоро, — сказал Калл Гасу. — Мне как-то легче, когда он находится поблизости.