Нефтяной принц - Май Карл Фридрих

— Ого! — рассерженно вскрикнул он.

— И никаких «ого»! Если вы не согласны со мной, я намерена помешать вам. Все ваши выходки часто навлекают на нас несчастья.

— Я намерен повернуть налево и выполню свое желание.

— Не думаю! Во-первых, у вас вообще нет желаний, а стало быть, во-вторых, вы не сможете их осуществить. Знаете, мне, фрау Розали Эбершбах, урожденной Моргенштерн, овдовевшей Лейермюллер, ясно, что надо делать. Я не позволю вам скидывать на мою голову враждебных индейцев. Вы немедленно узнаете, что я предприму.

Как раз в этот момент отряд остановился, ибо из зарослей вышел Виннету. Он подошел к Шеттерхэнду и вождю навахо, чтобы сообщить:

— Нихора ничего не изменили в своем плане, позиция их также не изменилась. Итак, мои братья могли бы заняться исполнением того, о чем мы вчера говорили с Олд Шеттерхэндом. Надо внести только маленькое, но существенное изменение.

— Какое? — спросил Олд Шеттерхэнд.

— Мы решили спускаться вниз, к пересохшему броду. Тогда пусть воины навахо спрячутся с левой стороны от нас, а мы вдоль пересохшей Зимней Воды поедем направо, до самой реки. Нихора спустятся, чтобы напасть на нас, и в этот момент в спину им должны ударить навахо. Пусть мои белые братья и сестры не боятся — я не сомневаюсь, что все пройдет так, как мы задумали. И все же надо думать обо всем и не забывать об осторожности. Крови не должно пролиться, но не исключено, что нихора, когда увидят нас перед собой, поначалу решат, что смогут нас победить. Нас мало, но первый натиск мы выдержим. Когда нихора начнут стрелять, у нас появятся раненые или даже убитые. Поэтому надо вообще стараться не применять оружие. Мой брат Олд Шеттерхэнд расскажет, как нам вести себя лучше всего.

— Мы должны в первый же момент показать им, что они погибнут, если втянутся в сражение, — пояснил охотник.

— Как? Они не увидят крупные силы навахо сзади, они будут глядеть только на белых мужчин и женщин перед собой.

— Навахо должны появиться и среди нас.

— Согласен, — кивнул вождь навахо Нитсас-Ини.

— Но мы не можем привести их с собой. Они должны заранее занять места впереди, да так, чтобы их до поры до времени не увидели нихора.

— Мой белый брат читает мои мысли.

— Легко догадаться, о чем думает мой краснокожий брат. У нихора триста воинов, тогда как у нас шестьсот. В тылу достаточно оставить пять сотен, остальные должны спуститься здесь с высокого берега к реке, а потом пройти вниз по течению, остановившись у самого устья Зимней Воды. Там они спрячутся в кустах и будут ждать нашего появления. Как только мы появимся, и нихора решат напасть на нас, сотня воинов выйдет из укрытия и тотчас присоединится к нам. Враг будет удивлен, а мы получим время для подготовки к атаке.

— Полностью согласен со словами моего брата Олд Шеттерхэнда. Пусть Нитсас-Ини, храбрый вождь навахо, отберет сотню воинов, которые должны тайком пробраться к устью Зимней Воды. Потом и пятьсот оставшихся воинов должны уехать. Мы выступим, как только убедимся, что они окажутся позади нихора.

Вождь отсчитал сотню воинов. Они, естественно, лошадей взять с собой не могли, поэтому их животных увели другие индейцы. Затем и остальные пятьсот навахо отправились в путь.

Когда индейцы удалились, Олд Шеттерхэнд снова объяснил план действий немецким переселенцам, на этот раз — на их родном языке. Он уверил немцев, что все пройдет хорошо, и настойчиво попросил соблюдать крайнюю осторожность и не делать ничего, что могло бы поставить под сомнение выполнение плана. И тут фрау Розали обратилась к нему:

— Мы-то, конечно, не совершим ни единой ошибки, но я знаю одного человека, который твердо решился сделать величайшую глупость.

— Кто же это?

— И вы еще спрашиваете? Коль речь зашла о глупостях, сразу могли бы догадаться, что я говорю о канторе. Он уговаривал и меня присоединиться к этой дурости: как только мы приблизимся к Зимней Воде, свернуть налево.

— Черт возьми! Это может спутать нам все расчеты. Он и в самом деле хочет так сделать?

— Только что он говорил мне об этом. Я его предупредила, но он грубо накричал на меня и сказал, что нет человека, кто бы мог ему приказывать.

— Против этого можно и возразить! Правда ли то, что рассказала нам фрау Эберсбах? — вопрос был направлен кантору.

— Да, — ответил тот, потому что не мог солгать.

— Значит, вы, не спрашивая меня, решили избрать другое направление? Почему?

Кантор молчал.

— Говорите!

Последнее слово было сказано самым строгим тоном. Кантор рассердился, но опять ничего не ответил. Тогда Олд Шеттерхэнд гневно продолжил:

— Если вы не хотите говорить, я найду средство открыть вам рот. Речь идет о наших жизнях. Итак, что же было причиной вашего умысла?

— Моя опера, — наконец выдавил из себя кантор.

— Ваша опера! И только ради этих химеричных созданий вашего мозга вы готовы подвергать опасности всех нас! Каким же образом эта знаменитая опера стала причиной того, что вы задумали?

И снова кантор никак не мог справиться с собственным языком. Тогда на помощь ему пришел Хромой Фрэнк:

— Я знаю, что за план записан в кадастре и в ипотечной книге его замыслов.

— Ну, так какой же?

— Последний раз я говорил с ним и вспомнил основную клаузулу [78], сказанную им: для оперы ему нужна батальная сцена.

— Ах, вот что! И он хотел проделать именно то, чего мы стремимся избежать?

— Точно. Он хотел ехать налево, чтобы нихора смогли увидеть сидящих в засаде навахо.

— Возможно ли такое! Это даже не сумасшествие, а прямо-таки измена. Что делать с таким человеком? Сейчас же пообещайте отказаться от вашего намерения, вы, неразумное дитя!

Если бы кантор ответил «да», все, наверное, кончилось бы хорошо. Но он же заявил фрау Розали, что выполнит свое желание, и никак не мог теперь опозориться. На требование Олд Шеттерхэнда он ничего не ответил.

— Я спрашиваю вас еще раз, — начал терять терпение белый охотник, — обещаете ли вы мне отказаться от вашего намерения?

И снова никакого ответа.

— Ну, хорошо! — закусил губу Олд Шеттерхэнд. — Тогда я сам позабочусь о том, чтобы вы нам не навредили. Вы не имеете права ехать с нами, вы остаетесь здесь!

Это крайне разозлило композитора, на что он ответил:

— Я не позволю с собой так поступать, герр Шеттерхэнд. Я не рекрут и не солдат, который всегда обязан повиноваться!

— Вы будете повиноваться. Вы останетесь здесь вместе с кем-нибудь, кто будет за вами присматривать.

— Я сбегу от него!

— Отлично! Тогда мне придется выполнить угрозу, которую я уже однажды произносил. Я свяжу вас. Слезайте с лошади!

Олд Шеттерхэнд сам спрыгнул с коня, но кантор медлил, поэтому охотник ухватил его за туловище и стащил на землю. Кантора отвели к кустарнику и там привязали к дереву. Его сопротивление ни к чему не привело. Речь шла теперь о том, кто должен с ним остаться. Вызвался банкир, потому что мысль о нападении нихора причиняла ему некоторое беспокойство. Олд Шеттерхэнд согласился, но строго-настрого приказал не развязывать сочинителя, какие бы убедительные слова тот не говорил. Позднее приедет гонец и заберет их обоих.

Пятьсот навахо, двинувшихся на юг, были еще видны; но вот они, наконец, исчезли за горизонтом и можно предположить, что вскоре они доберутся до места назначения. Видя это, Олд Шеттерхэнд распорядился продолжить движение.

Немцы обнаружили большое доверие к охотнику и Виннету, его краснокожему брату. Они ехали навстречу орде диких враждебно настроенных индейцев и, казалось, не заботились ни о себе, ни о своих женах и детях. Присутствие апача и его белого брата рассеивало страх.

Шеттерхэнд призвал всех вести себя как можно непринужденнее и не глядеть в сторону, где прячутся враги, слишком часто. Сэм Хокенс непрерывно шутил и сам громко смеялся, заражая других своим оптимизмом. Нихора обязательно должны были поверить, что никто не чувствует опасности.