Лизелотта Вельскопф-Генрих - Харка — сын вождя

Харка подумал, что прошло больше года с того дня, когда отец собирался ночью посвятить его в тайну. С тех пор произошло так много событий, что Харка стал старше не на год, а на много лет. Он уже перестал быть ребенком, он стал юным спутником Матотаупы. Многое он потерял, но отец остался с ним и принадлежит теперь ему даже больше, чем раньше. Если он едет к могучему племени сик-сиков, то едет не без надежд, едет не для того, чтобы потеряться в голубом далеком краю, и не для того, чтобы окончательно порвать со своей родиной. Он ясно помнил, что должен стать сильным и мужественным, он должен сделать так, чтобы враги боялись его…

Матотаупа тоже предался размышлениям, но его мысли были направлены на последние события в цирке, и он спросил Харку:

— Что Рэд Джим имеет против тебя?

— Ты спрашиваешь об этом потому, что он стрелял в меня и в моего коня?

— Да.

— Возможно, он просто разозлился, что побеждаем мы.

— Да, это так. Но и не только потому.

— Я его испугал, бросая томагавк. Он не думал, что я так владею этим оружием, и струсил. Это тоже разозлило его.

— Возможно. Но вы давно относитесь недружелюбно друг к другу, еще с нашего пребывания в Омахе, а может быть, и еще раньше — со встречи в блокгаузе…

— Тебе кажется?.. Но ведь это было подло со стороны Джима, что он заставил заплатить Далеко Летающую Птицу — желтую Бороду за наши бизоньи куртки.

— Джим знал, что они нам нужны, а Далеко Летающая Птица дал сколько-то серебряных монет. Разве это неправильно?

— Рэд Джим украл деньги из кассы.

— Харка — Твердый как камень — Ночной Глаз!

— Я уверен в этом.

— Харка! Джим смелый мужчина, он не вор, — голос Матотаупы неожиданно стал жестким. — Джим освободил меня в блокгаузе Беззубого Бена от веревок…

Юноша больше не возражал. Индейские обычаи предписывали не возражать старшим. Но Харка замолчал не только потому, что был хорошо воспитан: он почувствовал, что отец и слышать не хочет слов, порочащих Джима.

То, что Джим исчез с глаз обоих дакотов, еще ничего не говорило Матотаупе. Ему казалось, что Харка замолчал потому, что удалось убедить его. Да и разве сам Харка не удивлялся раньше изобретательности белых людей, разве не Джим спас Матотаупу, а тем самым и Харку?..

Разговор, казалось, был исчерпан; до вечера им еще предстояло проехать порядочное расстояние, и оба вскочили на коней.

С момента побега с Большим Волком они проделали уже немалый путь и находились сейчас в прериях севернее Миссури. Дул резкий ветер, по небу тянулись серые облака, и вскоре посыпался град. Он застревал в гривах коней, в волосах всадников. Как только стемнело, трава покрылась инеем. Путники остановились у маленького ручейка, на котором кое-где еще был лед. Несколько кустиков с редкими ветвями были единственной защитой от ветра и града. И это было лучшее место для привала, какое только можно было найти. Мустанги улеглись. У них еще была лохматая зимняя шерсть, может быть, и не очень красивая, но служившая им хорошую службу. Харка с трудом разжег небольшой огонь, и, расположившись с отцом у крупов коней, они завернулись в одеяло и бизонью шкуру. Спали по очереди.

Под утро ветер разогнал облака. Отец с сыном собрались в путь. Выли волки, и коней не пришлось погонять, они сразу поднялись в галоп…

Новые люди и новая жизнь ждали Матотаупу и Харку впереди.

Со времен Фенимора Купера и Майн Рида, с начала XIX века, прогрессивные писатели мира с сочувствием относились к теснимым колонизаторами племенам индейцев. В книгах об индейцах особенно полно раскрылось дарование Купера, создавшего знаментый цикл «Кожаный чулок» («Зверобой, или Первая тропа войны», «Последний из могикан», «Следопыт, или Озеро-море», «Пионеры, или У истоков Сусквеганны», «Прерия»). На страницах увлекательных романов справедливость часто вопреки мрачной действительности одерживала верх. Светлые, добрые силы венчали книгу счастливым концом, как бы утверждая мысль о неизбежности торжества правды, победы добра над злом. Следует заметить, что отдельные моменты кровопролитной борьбы не только в книгах завершались победами индейцев. Например, в битве при Литл-Биг-Хорне, одном из последних крупных сражений, несколько индейских племен под водительством известного жреца и вождя Татанки-Йотанки (Ситтинга Булла) наголову разбили большой военный отряд генерала Кустераnote 3. Однако плохо вооруженным, разрозненным мелким племенам трудно было противостоять хорошо вооруженной массе американских колонизаторов: мужественный народ неуклонно, планомерно оттеснялся с благодатных земель своих предков в малоплодородные гористые и пустынные области североамериканского континента. Люди гибли в неравных боях, замерзали в снегах, умирали от голода и болезней.

К концу XIX века литература становится более зависимой от денежного мешка и все чаще изображает индейцев кровожадными дикарями, только и ищущими случая пустить свою злодейскую стрелу в белого человека. К началу XX века число «индейских романов» с таким отражением событий увеличивается, а с развитием кинематографа стали фабриковаться и «вестерны», где по-рыцарски благородные ковбои и скауты одерживают верх над «грязными», «злонамеренными» индейцами. Подобного рода произведения об индейцах способствовали тому, что слово «скаут» — разведчик — стало синонимом благородного борца за справедливость, и возникшие в начале века во многих странах детские военизированные организации присваивали своим членам «звание» скаутов: бойскаутов — мальчикам, г„лскаутов — девочкам. Молодчики из вестернов и «индейских романов» стали образцами для подрастающего поколения, воспитываемого в духе насилия, в духе превосходства белой расы.

Лизелотта Вельскопф-Генрих одна из очень немногих писателей, которая еще в двадцатые годы задумала и начала писать необычную для своего времени, правдивую книгу об индейцах. В своем реалистическом романе для юношества она хотела рассказать о судьбах индейцев племени дакота.

К решению этой задачи писательница пришла не случайно. Как и все дети своего времени, она увлекалась приключенческими книгами об индейцах. Отец обратил внимание на интерес дочери к низкосортному чтиву. Это обеспокоило его — высокообразованного, воспитанного на гуманистических принципах человека. Он постарался приобщить дочь к более серьезной и даже научной литературе об индейцах; взял на себя труд объяснять девочке истинный смысл появляющихся время от времени статей и сообщений в газетах и журналах, касающихся индейской проблемы. Увлечение приключенческими романами очень рано превратилось у Лизелотты в серьезный, глубокий интерес к жизни и борьбе самобытного обездоленного народа. Одиннадцатилетняя девочка, потрясенная подавлением восстания индейцев в Мексике, даже обращается с письмом к президенту этой страны и просит его не карать жестоко восставших, просит предоставить им возможность жить и работать… Уже в четырнадцать лет Лизелотта твердо решила стать писательницей, и интерес к судьбе индейцев не оставляет ее. Совсем юной девушкой она делает первые наброски своей будущей книги об индейцах. «Но прошло много времени, прежде чем осуществилась моя мечта, — говорила Лизелотта Вельскопф-Генрих много лет спустя, обращаясь к советским читателям по радио. — Я и не подозревала, что на моем пути встанут две мировые войны, инфляция, безработица и фашизм. Наконец, когда я совсем перестала думать о своих стремлениях, они неожиданно осуществились. Я уже почти забыла, кем хотела стать. Мне пришлось жить в то время, когда фашизм душил народы, и я не могла спокойно смотреть на это. Я стала помогать военнопленным и узникам в концентрационных лагерях. Это приходилось делать тайно: за это приговаривали к смерти, но я не могла поступить иначе».