Чарльз Элмс - Пираты. Рассказы о знаменитых разбойниках

После того как обе стороны обменялись залпами, небо заволокло дымом, солнце померкло, и горизонт скрылся во мгле. Весь день до этого я жарился на солнце, а от грохота пушек совсем оглох и, оказавшись в гуще этого страшного сражения, в котором еще ни разу не бывал, совершенно потерял ориентировку и, подобно идиоту или пораженному до глубины души человеку, никак не мог понять, где я нахожусь. Наконец, его светлость, заметив мое смятение, сказал: «Вы выполнили свой долг, спускайтесь вниз», я начал спускаться со шканцев, охваченный страхом и растерянностью, не зная, удастся ли мне добраться до кубрика живым, ибо вокруг грохотали пушечные залпы, с одного борта несли раненых, а с другого – мертвых. Но я был среди английских моряков! Видел, как они ведут себя в бою, видел их храбрость и упоение боем. Это поистине величественное зрелище, которое трудно представить себе мирному человеку».

Сражение было в самом разгаре; обе стороны не хотели уступать друг другу. Было несколько опасных моментов, особенно когда загорелись алжирские суда, стоявшие совсем близко от нас. Офицеры, окружавшие лорда Эксмаута, просили разрешения захватить арабский фрегат, стоявший в сотне ярдов от нас. Наконец, он согласился, и майор Госсет, морской пехотинец, убедил адмирала разрешить ему вместе с лейтенантом Ричардсом пойти на захват фрегата на баркасе с «Королевы Шарлотты». Фрегат был взят на абордаж и через десять минут уже пылал. Храбрый молодой гардемарин, несмотря на запрет, сгорая от желания совершить подвиг, пошел на шлюпке за баркасом, но был опасно ранен, а его брат офицер и девять человек команды были убиты. На баркасе, который двигался быстрее, потеряли всего лишь одного человека.

Перед закатом адмирал получил донесение от контрадмирала Милна, в котором тот сообщал, что потерял сто пятьдесят человек убитыми и ранеными, и просил по возможности прислать фрегат, который взял бы на себя часть вражеского огня. Лорд Эксмаут приказал «Глазго» отправиться на помощь Милну, но из-за ветра, поднятого обстрелом, этому кораблю пришлось снова бросить якорь, заняв более удобную позицию. Флотилии судов, которые были оснащены мортирами, пушками и ракетами, под командованием артиллерийских офицеров, разделили в тот славный день горечь потерь и радость победы. Благодаря им были подожжены все суда, стоявшие в порту (за исключением упомянутого выше фрегата, стоявшего на внешнем рейде). Огонь быстро перекинулся на арсенал, канонерки и склады. И они заполыхали. Это было грандиозное зрелище, которое невозможно описать! Военные шлюпы, которые должны были помогать линейным кораблям поддерживать их огнем и подготовить их отход, не только с честью выполнили свой долг, но и использовали любую возможность нанести ущерб врагу и находились в непрерывном движении. Артиллеристы Королевского флота стреляли исключительно метко, хотя их снаряды летели поверх английских линейных кораблей и даже между их мачт. Они не причинили им никакого ущерба. Чтобы деморализовать противника, адмирал приказал подвести к дамбе судно, набитое порохом, но по просьбе Дэвида Милна оно было отведено к батарее, которая досаждала ему своим огнем, и взорвано, после чего эта батарея замолчала.

Это был последний удар по врагу – его огонь уже до этого сильно ослабел, а теперь практически полностью прекратился. Раздавались лишь отдельные выстрелы, да с крепости, стоявшей наверху, до которой не долетали снаряды английских кораблей, было выпущено несколько снарядов.

Адмирал, с самого начала находившийся с самой гуще сражения, после которого стволы пушек его корабля раскалились так сильно, что некоторые даже вышли из строя, увидел, что флот выполнил свою задачу, и велел отвести корабли на прежние позиции. Отход начался около десяти часов вечера и прошел в идеальном порядке. С берега подул ночной бриз, который помог кораблям выполнить этот маневр. Все они верпованием или буксировкой были заведены в бухту и около двух часов ночи встали на якорь на недосягаемом для вражеских пушек расстоянии.

Однако такое жестокое сражение не могло обойтись без жертв. Английский флот потерял сто двадцать восемь человек убитыми и шестьсот девяносто ранеными. У голландцев было убито тринадцать человек и пятьдесят два ранено. В сумме потери составили восемьсот восемьдесят три человека. Но противник понес гораздо более серьезные потери; было подсчитано, что пираты потеряли убитыми или ранеными шесть или семь тысяч человек. Алжирцы лишились четырех больших фрегатов и сорока четырех пушек, стоявших на них, а также пяти больших корветов, на которых было от двадцати четырех до тридцати орудий. Были уничтожены почти все канонерки и лодки с мортирами; из тридцати семи осталось только семь. Пираты потеряли также несколько торговых бригов и шхун, большое число небольших судов различного назначения, все понтоны, лихтеры и т. д. Склады и арсенал со всеми запасами древесины и морских снастей были уничтожены частично. Пираты потеряли большое количество орудийных лафетов, мортирных станин, бочонков и самых разных корабельных припасов. Сразу же после битвы начались переговоры о мире, и 30 августа адмирал оповестил флот о том, что алжирцы согласились выполнить все требования, британскому консулу был возмещен весь ущерб, и дей в присутствии всех своих офицеров публично извинился за нанесенное ему оскорбление. 1 сентября лорд Эксмаут с удовольствием сообщил секретарю адмиралтейства, что принял на борт корабля всех рабов, томившихся в тюрьмах Алжира и ближайших городов, а также 357 тысяч долларов для Неаполя и 25 тысяч для Сардинии.

Число освобожденных рабов составляло тысячу восемьсот три человека, среди которых было четыреста семьдесят один неаполитанец, двести триста шесть сицилийцев, сто семьдесят три римлянина, шесть тосканцев, сто шестьдесят один испанец, один португалец, семь греков, двадцать один голландец и ни одного англичанина. Был ли в истории второй такой случай, когда англичане рисковали своей жизнью ради спасения людей других национальностей! К тому же британцы организовали эту экспедицию на свой страх и риск и добыли победу ценой своей крови и своих усилий. А ведь в пиратском плену не было тогда ни одного их соотечественника, зато более тысячи европейцев благодаря им обрели свободу!

В августе 1816 года Алжир, казалось, был повержен навсегда; стены его лежали в развалинах, а гордый флаг втоптан в грязь. Он открыл свои ворота врагу, и тот продиктовал ему условия мира во дворце его правителей. Но прошел год после того, как английская эскадра ушла, и рабочие возвели новые стены и более мощные батареи. Алжирцы снова взялись за прежнее – перестали считаться с договорами и объявили войну всему цивилизованному человечеству. Вновь вышли в море алжирские пираты, жаждущие добычи и битв. Снова христианские торговые суда стали подвергаться грабежам, а христианские пленники взывать о спасении. В 1819 году пираты так распоясались, что конгресс в Экс-ла-Шапелле потребовал от дея положить конец разбою, пригрозив направить в Алжир объединенную англофранцузскую эскадру. Но ответ дея был краток и нагл, и адмиралы были вынуждены уйти ни с чем. Однако Англия, Франция и США угрозами, подкрепленными присутствием нескольких крейсеров, заставили уважать свой флаг.